Л. Зайонц - На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян

Сколько с нею ни делюсь [разделен],

Им не век шуметь со льдами… [Державин, I, 67].

Кроме того, здесь можно увидеть намек и на другое стихотворение Державина, напечатанное в первой книжке «Собеседника», «На выздоровление Шувалова». Это стихотворение открывается зловещей картиной ночного пейзажа и лодки в бурном море:

Я видел: в лодке некто плыл.

Тут ветер, страшно завывая,

Ударил в лес – и лес завыл;

Из бездн восстали пенны горы;

Брега пустили томный стон;

Сквозь бурные стихиев споры

Зияла тьма со всех сторон [Державин, I, 121].

Упоминание же полета, возможно, было насмешкой над неловкими оборотами из од Державина. Так, в оде «Решемыслу» Потемкин у Державина летит, а герои его оды «На победы Екатерины II над турками» парят («Везде твои орлы, монархиня, парят» [Державин, I, 13]). Кроме того, «сосед» из рассуждения Каноника, возможно, отсылал к опубликованному в 1-й книжке «Собеседника» стихотворению Державина «К соседу моему Г.». Но далее в «Ежедневной записке общества незнающих» появляются еще более прозрачные насмешки над Державиным. 11 ноября, как указывает «Ежедневная записка», «по утру в общество незнающих вступила куча слов. Под заглавием: Сочинение, либо письмо на письмо не похожее». Две палаты общества, без чутья и с чутьем, пересылают это сочинение друг другу, и, наконец, палата без чутья предложила толкование сочинения, «ожидая от онаго великой пользы и поправления и приращения во вкусе века сего» [Екатерина, 202—203]. В толковании обсуждались выражения «лучи мысленного света», «из общаго средиточия» и проч. Автором «Сочинения» был «главный критик» Екатерины в «Собеседнике», который подписывался Любослов [210] . Один из толкователей, как выяснилось, «запах имеет учения и знания», что было нарушением устава общества. От толкователя потребовали оправданий и объяснений, и тот дал обществу ответ:

Ответствовал на все порядочно, когда же спрошен был, Что знает? Сказал: «Читает, но склады не твердо знает, пишет правильно, только пажеди кладет не всегда правильно ; ибо родился на Орской линии , где было бдение о пограничной страже нужнее орфографии, которую так как и грамматику лишь по имени знает, и то узнал здесь живучи ; горазд же съезжать следы людей и зверей по степям . Быв тамо, узнал от Бухар и Калмык о Китайском средиточии, о колодезе и ключе слыхал от своей кормилицы, которая рода была Трухменскаго ». Потом спрошен был: по чему он здесь? ответствовал: ищет места ; на вопрос, откудова и как имеет пропитание? ответствовал: живет в долг . Спросили: как и когда платить намерен? Сказал: что о том никак не заботится . Хотели знать, когда поедет обратно? получили отповедь, что уведомясь о новоизысканной воздушной езде , намерение имеет на первом шаре или пузыре отправиться во своясы, понеже скорее, да и дешевле, нежели лошадей нанимать [Екатерина, 205—206].

Здесь уже определенно выведен Державин: упоминание Орской линии здесь указывает на Оренбург, о котором речь шла выше; орфография, которую «толкователь» узнал уже «здесь живучи», – на заголовок «Фелицы», где говорилось, что мурза живет в Москве; степь была описана в «Благодарности Фелице» («Там степи, как моря, струятся, / Седым волнуясь ковылем»); «китайское средиточие» – на оду «Решемыслу» с ее китайским царем; наконец, «ключ» – на стихотворение «На смерть князя Мещерского», опубликованное вместе с «Фелицей»; кроме того, на мурзу намекали бухары, калмыки и трухмены. Насмешки над безграмотностью Державина, конечно же, имели основания и станут впоследствии постоянной составляющей «державинского мифа». Кроме того, Державин в самом деле отвечал на публикации Любослова в «Собеседнике», то есть был его «толкователем».

Но много чувствительнее, как можно полагать, были для Державина намеки императрицы на его служебные и финансовые обстоятельства: Екатерина давала знать Державину, что она знает о его проблемах с Вяземским и о том, что он «живет в долг» и при этом надеется на решение всех своих проблем через императрицу (в терминологии Екатерины это означало «о том никак не заботится»). И главное – Державину было рекомендовано «отправиться во своясы» в Оренбург, то есть подать в отставку и оставить столицу, причем – как то подобает шуту – «на шаре или пузыре» («пузыри», напомним, были постоянным атрибутом петровских шутовских игр [Семевский, 3 и след.], и Екатерина, которая продемонстрировала детальные знания петровских забав, об этом, конечно же, помнила, если помнила, «как весна свистала»).