Дмитрий Спивак - Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

Первая из этих задач была решена с образованием 27 февраля 1917 года двух органов государственной власти, а именно Временного комитета Государственной Думы и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Председателем Исполкома Совета был избран Н.С.Чхеидзе, социал-демократ по партийной принадлежности и масон по тайному посвящению Более того, этот политический деятель был членом Верховного Совета Великого Востока народов России, то есть входил в состав «мозгового центра» тогдашнего «политического масонства». Что же касалось Временного комитета, то в нем было, по разным оценкам, от трети до половины масонов, некоторые из которых были посвящены в высшие степени и также входили в состав Верховного Совета отечественного масонства. Мы говорим в первую очередь о кадете Н.В.Некрасове и трудовике А.Ф.Керенском. Последнему из упомянутых деятелей суждено было 24 июля 1917 года встать во главе Временного правительства и привести его вместе со всей страной к октябрьской катастрофе. Начав свой путь на российской земле в 1906 году, на немноголюдных собраниях ложи «Полярная звезда», которые из милости позволял проводить в своем особняке на Английской набережной граф А.А.Орлов-Давыдов, «петербургско-французское» масонство добилось решающих успехов в течение всего одного десятилетия, в конце концов перенеся свою штаб-квартиру в Таврический дворец – средоточие буржуазно-демократической революции и колыбель новых органов государственной власти.

Вторая задача была решена, когда государя принудили не только отречься, но и подписать документ, согласно которому он поручал князю Г.Е.Львову сформировать Временное правительство. Таким образом, страна избежала «вакуума власти», а новое, буржуазно-демократическое правительство получило ее законным путем. До тех пор дело шло в общем успешно, но в решении третьей задачи у Временного правительства возникли значительные сложности. Источники таковых очень многообразны: в исторической литературе называются и возвращение в Россию целого ряда крупных политических фигур леворадикальных убеждений, и нарастание массовых беспорядков, и упорное нежелание правящих кругов пойти на заключение сепаратного мира. Последнему фактору суждено было сыграть едва ли не решающую роль в исторической катастрофе буржуазно-демократического движения в России. Между тем именно здесь прослеживается весьма заметный «масонский след». Действительно, вскоре после победы Февральской революции французские и английские представители стали все настойчивее ставить вопрос о том, готова ли новая Россия выполнить свой союзный долг. В этом контексте, особое значение приобрела и масонская солидарность: в Петербург стали приезжать французские эмиссары, облеченные не только государственными, но и масонскими полномочиями. В первом своем, явном качестве они напоминали нашим государственным деятелям о необходимости выполнения ранее принятых на себя военно-политических обязательств и обещали новые кредиты. Во втором, скрытом облике, они представали перед братьями по ордену, требуя от них соблюдения масонской присяги и верности исторической дружбе с французскими «вольными каменщиками». Кредиты были, действительно, получены, а «масонская клятва» соблюдена – но это уже не смогло остановить новой революции, которая смела с политической карты конструкции и союзы, так долго и тщательно воздвигавшиеся. Французские масоны с огорчением следили за тем, как она разворачивалась – а когда стало ясно, что все потеряно, сделали вывод, что, пройдя через короткое время цветения, «масонская акация» захирела на берегах Невы и была забита сорняками.

Современники разглядели в тексте «Стихов о Прекрасной Даме», с которыми Блок вошел в русскую литературу, приметы французского средневековья – притом, что конкретные имена «слов и вещей» были намеренно и последовательно устранены из текста знаменитого цикла. Еще через несколько лет, в 1907 году, поэт обратился к любимой эпохе, создав для основанного в Петербурге эстетского «Старинного театра» перевод старофранцузского «Миракля о Теофиле». И, наконец, в 1912 году Блок взялся за написание драмы в стихах «Роза и Крест», которую позже считал одной из вершин своего творчества. Надо сказать, что ни публика, ни коллеги при всем уважении к автору этой оценки в общем не разделяли. Слишком уж далеки были от них волнения и экстазы героев пиэсы, действие которой «…происходит в начале XIII столетия; первое, третье и четвертое – в Лангедоке; второе – в Бретани». Блок отвечал на это, что XIII век был вовсе не безмятежным, в особенности на юге Франции, где в ходе «альбигойских войн» 1209–1229 года было зверски подавлено народное еретическое движение. Не случайно он приурочил действие к 1208 году, поставив героев на границу бездны – то есть, собственно, в то же положение, в каком пребывала и петербургская публика. В объяснительных текстах, написанных для К.С.Станиславского и его сотрудников, задумавших поставить пьесу на сцене Художественного театра, поэт писал: «Первое, что я хочу подчеркнуть, – это то, что „Роза и Крест“ не историческая драма». В дальнейшем изложении он высказывался еще откровеннее, не в полном соответствии с исторической правдой замечая, что помещичий строй по укладу и нравам был в общем один, что в старой Франции, что в современной России, и что разгоравшееся движение альбигойцев было «полукрестьянским, полурабочим». Формальная привязка текста к современным реалиям и проблемам была, таким образом, достигнута, что отнюдь не сделало пьесу доступнее.