Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия - история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Рассматривая в целом историографию упадка и гибели Речи Посполитой XVIII – первой трети XIX в. (до 1830 г.), можно заключить, что, хотя названная проблема и была поставлена в научном плане, ее научная историография, вследствие своей политической актуальности, не выделилась еще в полной мере из области политических сочинений. Однако уже тогда был поставлен целый ряд принципиальных научных проблем, по которым развернулась международная дискуссия. Во-первых, был поднят вопрос о внутренних и внешних причинах гибели польско-литовского государства, при этом большинство исследователей констатировали решающую роль внешнего фактора, возлагая ответственность за разделы Польши на великие державы, в первую очередь на Россию и Пруссию. Во-вторых, было указано на значение для международного положения в целом и для судьбы польско-литовской шляхетской республики революционной эпохи, положившей конец старому порядку в Европе, а также выделена антиномия между «правом монархов» и «правом народов». В-третьих, был поставлен ряд частных проблем: о характере диссидентского вопроса, о политических реформах в Речи Посполитой и о российской гарантии польской конституции.

Устремляя взор в прошлое, обращаешь внимание на кажущееся почти агрессивным страстное желание шведской короны и шведского дворянства захватить на полях сражений на континенте и отправить в Швецию первоклассные произведения искусства и изделия прикладного искусства, а также целые научные библиотеки. Отмеченное явление, как и вообще историю военной добычи в раннее Новое время, следует рассматривать в тесной связи с возникновением в указанную эпоху международной системы сильных независимых государств [681], которая послужила фоном и условными рамками подобным действиям этих государств на европейской международной арене. Для этой системы в целом была свойственна безудержная политическая, экономическая, культурная и военная конкуренция государств, которая распространялась и на сферу вербального или визуального представительства власти посредством культурного или духовного «капитала», при этом формируемый образ такой державы имел немаловажное значение как для монархов и политической элиты, так и для подданных. Как подчеркивал английский философ и политический мыслитель Томас Гоббс (1588–1679) в своем трезвом и реалистическом анализе бушующей начиная с XVII в., открытой борьбы за государственное устройство Европы Нового времени, эти образы символически исполняли репрезентативные функции. Формирование и оформление этих функций было предметом неустанной заботы всех государей и государств, и были они чем угодно, но отнюдь не эпизодическими арабесками в восприятии образа государства и в самосознании эпохи барокко. Репрезентация власти принадлежала к фундаментальным функциям государства. Пользуясь ею, государства вели борьбу за осуществление собственных интересов и во имя завоевания своей оптимальной позиции внутри складывающейся системы самостоятельных современных государств. Так как, согласно Томасу Гоббсу, репутация власти – это сила, потому что она привлекает приверженцев, нуждающихся в защите [682]. В соответствии с этими сформулированными английским философом основными принципами, возникшая на исходе Средних веков борьба за приведение христианского общества в соответствие потребностям отдельных усиливающихся властителей с самого начала сопровождалась стремлением последних обосновать свои притязания на верховную власть, в частности, и посредством церемониально-ритуальных художественных образов и соответствующих произведений искусства, в которых был бы запечатлен носитель власти. К этому стремились именно те политики и государственные деятели, которые наиболее рьяно желали превознести политическую значимость своих государств, своих династий и не в последнюю очередь и собственной персоны. Они заказывали первые большие парадные портреты государей и посредством всех имевшихся в их распоряжении средств коммуникации своего времени, в том числе и технических, содействовали распространению этих образов. Прежде всего, к подобного рода властителям относились император Максимилиан I (1459–1519) и папа Юлий II (1443–1513), чье изображение на монетах делает понятной причину сетования Эразма Роттердамского на этого воинственного и могущественного папу [683]. Затем в последующем поколении это французский король Франциск I и император Карл V, политическое и военное соперничество которых за господствующее положение в Европе нашло свое точное соответствие в искусстве и притом не только в портрете, а и в архитектуре, литературе и музыке. Начиная с 1540-х гг. в этой борьбе за самоутверждение образов, изображений и презентаций Карлу V удалось добиться доминирования в памятниках культурного и художественного наследия посредством целой программы заказов, к исполнению которых были привлечены международно признанные мастера: художники, графики, скульпторы, резчики по камню, ковровщики, архитекторы, литераторы, историографы и т. д. [684].