Андрей Попов - Русское сектантство

Дворцовая жизнь также влияла на Александра. Там он видел не только положительные стороны, но и отрицательные − лесть, угодничество, лицемерие.

Например, он не высказывал открыто свое недовольство, так как знал, что бабушка желает слышать лишь лестные фразы. При таких условиях в будущем императоре рано развились скрытность и лукавство. Яркие и в его глазах возмутительные противоречия, которые Александр наблюдал между внушаемыми ему с детства идеями и окружавшей жизнью, вызывали у него отвращение к придворному миру. От природы уклончивый, мягкий, не предрасположенный к резким формам протеста, хотя и упрямый, склонный к мечтательности и идеализации, благодаря полученному воспитанию он стал строить планы мирной жизни частного человека где-нибудь на Рейне.

Подводя итоги екатерининской эпохи в жизни Александра, надо сказать, что императрица все же добилась своей цели относительно его воспитания.

Екатерина вложила в него лучшее, и получился просвещенный монарх, разносторонний и умный человек. До самой революции во Франции (почти до конца своего царствования) она внушала ему либеральные идеи, растолковывая лично Александру французскую Декларацию о правах человека и гражданина. «Изучайте людей, − писала Екатерина, − старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хотя бы оно было на краю света. Никогда не окружайте себя льстецами. Оказывайте доверенность лишь тем людям, у которых хватит храбрости в случае надобности вам возражать, и которые отдают предпочтение вашему доброму имени пред вашей милостью. Будьте мягки, человеколюбивы, доступны, сострадательны и либеральны» [110]. Таким образом, Александр получил светское воспитание в духе модных европейских традиций. Он не воспитывался в православном духе, как многие русские цари, хотя православие было государственной религией. Конечно, император знал историю церкви, ее обряды и т. п., но не вникал в них и не разбирался в их значении, что впоследствии приведет к некоторым разногласиям с православным духовенством. Однако хуже обстояло дело с воспитанием Александра как реального политика: его учителя, в особенности Лагарп, преподали ему идеи, далекие от реальности. Да и сам Лагарп как политик не состоялся. Возможно ли было быть республиканцем и либералом на троне в условиях тогдашней России? В стране, где процветало крепостное право, и законы определял монарх, а не законосовещательный орган. Да и не была Россия готова тогда жить по-другому.

Большой отпечаток в жизни Александра оставило 11 марта 1801 года − день гибели от рук убийц его отца Павла I. В его смерти Александр винил себя всю оставшуюся жизнь [111]. Это событие усугубило противоречивый характер императора. Различные политические вопросы он мог решать и как тиран − по-отцовски, и как либерал − по-екатеринински [112].

К началу своего царствования Александр подошел психологически и физически сформировавшейся личностью. Это был человек, строящий громадные планы и желающий реформ. Но реальная жизнь показывала, что идеалы, которые внушал ему когда-то Лагарп, недостижимы. Это же показала и работа Негласного комитета, который пытался преобразовать страну на европейский лад.

Религиозный вопрос в России мало занимал Александра; внешнеполитические проблемы стояли тогда на повестке дня − отношения с Францией, Англией, Пруссией.

Но в церковной сфере были проведены некоторые реформы. Так, вместо графа Д. И. Хвостова обер-прокурором Святейшего Синода 31.12.1802 г. был назначен А. А. Яковлев, работавший до этого в Коллегии иностранных дел. Он обратил внимание на недочеты в ведении Синодального хозяйства. Стремился подчинить себе секретарей духовных консисторий. Постепенно его отношения с митрополитом Амвросием (Подобедовым) и другими членами Синода ухудшались, что начало беспокоить императора. «Яковлев не совсем хорош, − говорил он князю Голицыну. − Духовенство совершенно им недовольно». Яковлев в итоге просил об увольнении [113].

В 1803 году на его место был назначен А. Н. Голицын. Типичный светский человек, хотя и православный, он не подходил на эту должность. «Какой я обер-прокурор, ведь я никому не верю, − говорил Голицын. − Разве вам неизвестно, что, приняв назначаемую вами обязанность, я решительно ставлю себя в ложное отношение сперва к вам, потом к службе, да и к самой публике. Вам небезызвестен образ моих мыслей о религии, и вот, служа здесь, я буду прямо уже стоять наперекор совести и вопреки моим убеждениям». Государь ответил так: «Я бы очень желал, чтобы ты занял место обер-прокурора в Синоде; мне бы хотелось, чтобы преданный мне и мой, так сказать, человек занимал эту важную должность. Я никогда не допускал к себе Яковлева, никогда с ним вместе не работал, а ты будешь иметь дело непосредственно со мною, потому что вместе с тем я назначу тебя и моим статс-секретарем» [114].