Соборы были органическим представительством нации. В них попадали не представители партий, а представители органических составных частей нации, и они действительно представительствовали «ум, совесть, интересы и творческий гений» народа. А не безумие, бессовестность и бездарность, проявленные нашими Государственными Думами.
Конкретно. В парламент попадает член партии АБВЖЧЩ от города Демократококшайска, получивший по списку № 606 большинство в семь голосов. Он бросает свою профессию – если она у него была, и переселяется на пять лет в нашу розовую столицу, чтобы делать там неизвестно что. Ибо при наличии «партийной дисциплины» заранее известно, что по вопросу о кредитах на юрьевскую прачечную сто голосов партии АБВЖЧЩ будут голосовать «за» и сто двадцать голосов партии НОПР будут голосовать против. Оный член партии представляет партию, и для него партийный интерес всегда или, во всяком случае, почти всегда будет выше общенационального. Он, член партии, представительствует не нацию, а программу. Не часть нации, а партийный аппарат.
На Собор съезжаются представители земств, кооперации, профсоюзов и прочего. Председатель, скажем, рыбопромышленной кооперации есть часть творящей и трудящейся нации. Он, этот председатель, будет совершенно точно – лучше, чем какая бы то ни было партия, знать, в чем именно заключаются интересы рыболовецкой кооперации, как их совместить с интересами транспорта, холодильной или соледобывающей промышленности. И если он, председатель, что-нибудь проворонит, то с него, председателя, будут взыскивать его рыболовы. Он, этот представитель, вовсе не заинтересован ни в министерском портфеле, ни в грызне за власть. Сумма этих председателей не заинтересована тоже. Сумма этих председателей – лиц, стоящих во главе Церкви, крестьянства, технической и культурной интеллигенции, рабочих, предпринимателей, – и даст максимальное приближение к тому, что Л. Тихомиров называет «народным умом, совестью, интересами и творческим гением». У этого «соборно» выраженного гения нет никаких оснований ставить вопрос о борьбе с властью – наши Соборы и не ставили его никогда. У Монархии нет никаких оснований пренебрегать этим выражением народного ума и гения. Монархия и не пренебрегает им никогда. Здесь, может быть, и заключается истинный «солидаризм», полная солидарность интересов Царя и Нации, солидарность, ясно сознававшаяся обеими сторонами.
Этого не могли понять ни наши политики, вроде Милюкова, ни наши историки – вроде даже В. Ключевского. Для них русская история была только каким-то нелепым отклонением от законно предначертанного пути европейской истории: борьбы всех против всех. Этой системы не признают никакие профессиональные политики – ибо при этой системе нет места ни для политиканов, ни для партий: Собор есть моральное, деловое и творческое представительство нации, представительство людей и групп, которые знают, чего они хотят, которые являются реальной, органически выросшей элитой нации, а не партийным подбором по принципам социализма, коммунизма или солидаризма.
В основе Народно-имперского движения лежит живой, конкретный и фактический опыт Московской Руси. То есть «национальная Россия» – такая, какою она была в реальности прошлого, а не в словоблудии о будущем. В нашем близком прошлом – в России петербургского периода, у нас полноценной монархии не было. Был ряд исключительных по своему, я бы сказал, умственному и нравственному здоровью Монархов, но полноценной монархии у нас не было. Была чужая для России столица, на чужом для России болоте проводившая чужие для России идеи, наполненная чужими для России людьми, был двор, у которого вместо Менделеевых, Сеченовых, Стахеевых, Рябушинских сидели Фредериксы и Штюрмеры, сидела остзейская, а не русская аристократия, – вообще говоря, приличные люди, но все-таки чужие люди, и была Монархия, чудовищным напряжением всех своих сил и чудовищными жертвами своей крови пытавшаяся найти путь к народу. Эти пути были перегорожены сотнями баррикад. И тот же Л. Тихомиров пишет о современной ему «социально дезорганизованной России»…
Петербургский, петровский период русской истории кончился. Кончился навсегда. Почти по Ф. Достоевскому: «Петербургу быть пусту». И нам нужно начинать вовсе не с 1912 года с его Думой и с его Милюковыми, с его Фредериксами, губернаторами, надворными советниками, объединенным и разъединенным дворянством, а с принципов 1613 года. С самодержавия, самоуправления и самобытности. Московский тяглый мужик 1613 года оказался неизмеримо умнее петербургских профессоров 1917-го – это, как мне кажется, сейчас достаточно очевидно. Дай Бог и нам оказаться не глупее этого мужика.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу