Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Когда пришла очередь казнить пятерых товарищей Сулимы, и они стояли уже на эшафоте, коронный канцлер, Фома Замойский, выпросил у короля помилование одному из них Павлу Михновичу Буту, иначе Павлюку. По рассчету ли, или по наследственной терпимости, действовал сын знаменитого Яна Замойского, но он сделал такую же ошибку, пощадивши Павлюка, как и Острожский, помиловав Косинского. Вернувшись на родину Бут [48] Слово бут по-украински значило толмач, по-польски (bot) — сапог. , или Павлюк, поступил по пословице о волке, который никогда не перестает смотреть в лес. Он сделался ватажком выписчиков и возмутителем реестровиков.

Между тем казнь, от которой спасло его ходатайство коронного канцлера, послужила украинским летописцам темою для сочинения публичной инквизиции над мнимыми героями национальной свободы. Сами ли Павлюки сочиняли варшавские ужасы, или им служили своею грамотностью озлобленные попы и монахи, только в Малороссии, вместе с казацкими бунтами совершалась революция мнений, имевшая гибельное влияние на судьбу её обитателей, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали.

Наша малорусская нация, в целом своем составе, очутилась тогда в Польском государстве между двух противоположных течений. Верхнее увлекало ее к западу, нижнее — к востоку, и в обоих течениях участвовали люди, усвоившие иезуитскую манеру морочить общество. Но мороченье современников, с одной стороны, посредством выдумок в пользу папства, а с другой — посредством басен, ложных слухов и представления казацких разбоев войною за веру, служит потомству объяснением событий, в силу которых совершилось .

В то время, когда умы панов, мещан, самих казаков, чернорабочих сельских жителей, белого и черного духовенства находились под влиянием одного или другого мороченья, — разбойный элемент польско-русской республики продолжал развиваться на счет хозяйственного и промышленного общества.

За Московской войною 1633 — 1634 года последовала новая Шведская война. В этой войне казаки, недавно еще направляемые шведами против Польши, подвизались мужественно против Швеции. Литовский канцлер Альбрехт Радивил, в своем дневнике, рассказывает о чудесах их отваги и искусства. Отряд, состоявший из 1.500 человек, под предводительством атамана Вовка, нанятый товарищем канцлера, Павлом Сопигою, сел на заготовленные для него под Юрбургом чайки. Сам канцлер угощал казацкую старшину водкой и медом, а мещане снабдили весь отряд пищею и напитками. Появившись на Балтийском море под Пинявою, казаки озадачили шведов невиданной здесь со времен Капута и Ингиальда флотилией, овладели кораблем, нагруженным съестными припасами, аммуницией, и ужасали шведских моряков больше всего тем, что, разбросанные бурею по морю, появлялись перед ними, с возвратом тишины, в прежнем числе и порядке.

Те же самые казаки, или их товарищи, разорили, как уже сказано, королевскую крепость на Днепре, а турецкого султана и крымского хана, обеспеченных мирным договором с Польшею, вооружили своим пиратством против поляков до такой степени, что королевскому послу в Стамбуле не дозволяли видеться ни с какими другими послами, требовали, чтобы поляки приняли магометанскую веру, чтобы платили ежегодную дань Порте и истребили казаков. В противном случае, турки грозили опустошить Польшу огнем и мечем.

Такое оскорбительное для польско-русской республики требование заявляли в Стамбуле уже несколько раз, и всегда из-за новой swawoli ukrainnej, которая еще в конце XVI века озабочивала государственные сеймы. Свод польских законов (Volumina Legum) долго не называл этой сваволи казаками; и в самом деле, не одни казаки, но вся шляхта, мещане, даже католическое и православное духовенство, имели в своем составе разбойный элемент, не дававший ни частным хозяйствам, ни хозяйству государственному пользоваться теми богатыми средствами для преуспеяния, какие представляли польские и русские провинции королевства. В казацком своевольстве и в казацких набегах разрушительный элемент разбоя нашел только самое безобразное и вопиющее выражение свое. Но это произошло не от чего иного, (повторяю в сотый раз), как от своевольства шляхетского и от наездов одного пана на владения другого.

Если бы по крайней мере государственное казначейство польское было в порядке! Тогда бы и король и республика имели средства подавлять казацкие бунты вовремя, останавливать охотников до казацкого хлеба в стремлении к легким заработкам, которое убивало в поляко-руссах всякую привычку к постоянному и настойчивому труду. Но, ассигнуя весьма скудные средства в распоряжение короля и коронного гетмана из опасений к одному и другому, законодатели республики давали обыкновенно казацким разбоям дойти до невыносимости, и только тогда, когда «страшный домашний огонь» охватывал целые области, принимались гасить его собранными второпях средствами.