Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Но казаки не сделались ни лучше от сближения своей старшины с «духовными старшими» при Иове Борецком, ни хуже от разъединения с ними при Петре Могиле.

Их происхождение, их социальное развитие и самое падение их Запорожского Коша (при Екатерине II) зависели от их добычного промысла, противоположного общественным и государственным интересам. Не расставались они с этим промыслом никогда, как не расстается животный организм с естественным своим питанием. Так и в Московскую войну 1633 — 1634 года, когда 15.000 отборных казаков обновили дикую славу Сагайдачного в Великороссии, громадные казацкие купы разбойничали по старому на Черном море. Повторялась всё та же история, которой начало мы видели в царствование Стефана Батория. Никакие угрозы, просьбы и обещания не могли удержать пограничных добычников от грабежа турецких владений и черноморских купцов в то время, когда Баторию всего нужнее был мир с повелителем правоверных.

Еще Владислав IV стоял под Москвою, а своевольные казаки подняли турок на Польшу по-прежнему. Султан Мурад IV выступил было уже к Адрианополю. Но блистательный для Польши и унизительный для России Поляновский мир сделал его сговорчивым. Турки обещали обуздать татар, поляки — казаков.

В исполнение нового договора, Конецпольский построил на Днепре, выше Порогов крепость Кодак, и снабдил ее сильным гарнизоном, под начальством львовского жителя, француза Мариона. Марион должен был наблюдать строго, чтобы по Днепру не гнали лип для выделки за Порогами морских челнов; чтоб из городов не доставляли на Запорожье съестных и военных припасов; чтобы никто без билета от украинского начальства не ходил в днепровские низовья ни водой, ни сухим путем.

Крепость на урочище Кодаке была окончена, и возымела действие свое в 1535 году. В это время «пофортунило» одному из запорожских пиратов, черкасскому казаку Сулиме. Был он в плену у турок, и каким-то способом освободился от галерной каторги, овладел самой галерой, подобно кобзарскому Самуилу Кишке, и положил триста турок. Это случилось не на русском Черном, а на греческом Белом море Архипелаге. Сулима направился с своей добычей в Рим, и представил свой приз святому отцу, Павлу V.

Неизвестно, каким путем вернулся он в Черное море, только слава его гремела среди добычного рыцарства. Охотники до казацкого хлеба, не дававшие сложиться и окрепнуть польско-русской республике, рвались на Запорожье к счастливому атаману. Но Кодак останавливал многих, если не всех, и двадцать отважных молодцов сидело уже у Мариона в кандалах. Сулима, предводительствуя шестью тысячами пиратов, овладел крепостью, вырезал гарнизон до ноги, а самого Мариона казнил смертью. Один из панов королевской рады пишет в своем дневнике, что Сулима расстрелял Мариона. Но автор «Львовской Летописи», характеризуя казаков своим вымыслом, или их собственным хвастовством, говорит, что несчастному французу сперва отсекли руки и положили за пазуху, потом привязали его к столбу, насыпали в штаны пороху и взорвали на воздух.

Вернувшись в Украину, Сулима хотел повторить попытку Жмайла и Тараса. Но в это время калужский и переяславский староста Лукаш Жовковский, родной брат великого полководца, жил в Переяславе по должности королевского коммиссара. Он пользовался репутацией «доброго пана» даже у православных священников [47] Записки приходского священника в Хмельнике, названные мною «Хмельницкою Летописью». , и умел расположить в пользу правительства реестровых казаков. По его совету, реестровики овладели кошем бунтовщиков, схватили Сулиму с пятью главными заговорщиками, забрали его артиллерию, пожгли морские челны, а схваченных зачинщиков бунта привезли на сейм в Варшаву.

Король отнесся снисходительно к преступлению Сулимы, и готов был помиловать его. Он помнил казацкие подвиги, нуждался в боевом народе и на будущее время. Коронный гетман и паны королевской рады, с своей стороны, искали смягчающих вину обстоятельств, и хлопотали на сейме о помиловании преступников. Но турецкий и татарский послы представляли тут же, что в этом году казаки пять раз выходили в море для разбоя. Они настояли на казни Сулимы и его товарищей атаманов. Сулиме отсекли голову, потом рассекли его тело на-четверо и развесили на четырех концах Варшавы, к омерзению зрителей (замечает в своем дневнике Альбрехт Радивил, ревностный католик). Перед казнью Сулима принял католическую веру и просил положить ему в гроб золотую медаль, с изображением папы Павла V, пожалованную ему святым отцом за его рыцарский подвиг.