Они просили также о защите казацких вдов от притеснений украинских урядников, и жаловались на коронного стражника, Лаща Тучапского, завладевшего тремя селами Трахтомировского монастыря, да на киевского земского писаря, православного пана Проскуру, присвоившего четвертое село того же монастыря. «Упомянутая церковь Божия», сказано было в казацкой инструкции на сейме, «терпит множество обид от этих двух панов, и потому послы должны горячо и со слезами просить его королевскую милость, чтобы все оные села были возвращены».
Но на горячие просьбы последовал холодный ответ, или вернее — выговор, в котором, между прочим, сказано, что казачество не вырвано с корнем только по особенной сердечной доброте его королевской милости. А в сеймовой конституции 1638 года о казаках постановлено следующее:
«.............. разгромив их и отвратив от Речи Посполитой imminens periculum, [60] Погибельную опасность.
отнимаем у них на вечные времена все их давние юрисдикции, почетные звания, прерогативы, доходы и иные отличия, заслуженные ими от наших предков, а ныне утраченные их бунтом, и будем считать уцелевших от гибели на войне поспольством, обращенным в мужиков».
Что касается трахтомировских сел, то они не только не возвращены казакам, напротив, сеймовая конституция назначила особых коммиссаров, которые бы сделали розыск, что отнято казаками у шляхты в соседстве Трахтомирова, и все то возвратить старым владельцам.
Жестоко отомстили казаки правительствующей шляхте в том же году за её строгость; но их тайные сообщники, попы и монахи, бессильные в борьбе с панами современниками, наделали еще горшей беды панским потомкам. Они в своих летописях заставили польских панов, на варшавском сейме 1638 года, казнить с Нероновскою свирепостью тех казаков, которые в то самое время угоняли в Московщину полтавских слобожан, потом пытались, как увидим, повторить в Украине Павлюковщину и, наконец, были побиты товарищами в домашних драках за рубежом Королевской земли. Летописные ужасы переходили в виде исторических фактов из поколения в поколение, воспроизводились литературными талантами в стихах и в прозе, давали работу казуистике русских историков, и воспитывали в русском обществе умственную казатчину, которая до сих пор не перестала действовать на множество честных и добрых от природы сердец крайне зловредно.
В действительности казнен был за бунты 1637 — 1638 года только Павлюк с тремя его сообщниками, но их не терзали инквизиторски, как это было нужно украинским летописцам. Правда, злой гений польской нации, воплотясь в какого-то ксендза, предлагал сейму своею возбудительною брошюрою — надеть Павлюку на голову раскаленную железную корону и дать в руки раскаленный железный скипетр. Но позорный для государства и общества ксендзовский проект был отвергнут. Дело кончилось тем, что преступникам отсекли головы и взоткнули на колья.
Между тем погибельная для Польши мысль, заявленная первым возмутителем казачества, Криштофом Косинским, продолжала свое темное дело в казацкой среде. Враги польской гражданственности делали новые попытки уничтожить ее с помощью своих товарищей по ремеслу, татар.
Преемник Павлюка, гениальный варвар Димитрий Гуня, еще в феврале 1638 года, просил помощи у ханского соправителя, султан-калги, против своих «неприятелей», готовящихся, как он знал, к походу на Запорожье. Но в помощи ему, как и Павлюку, было отказано, потому что казаки, которых крымский хан в своей жалобе королю назвал «пограничными», напали на его послов между Белгородом и Очаковом, на урочище Кочубей (где ныне Одесса) и двоих убили, а двоих взяли в неволю.
Получив отказ в Крыму, запорожцы звали к себе на помощь донцов. Но в это время донцы, вместе с 6.000 выписчиков, которые пробирались на службу к персидскому шаху, овладели Азовом, и были в нем осаждены турками. По выражению походного капеллана Николая Потоцкого, «казаки готовы были взывать о помощи даже к Плутону, лишь бы только воскресить свою славу, погребенную под Кумейками, и спасти свою честь, придавленную намогильным курганом». Не являлись к ним на помощь ни мусульманские, ни христианские товарищи по ремеслу. Пришлось еще раз стоять с новобранцами-гультаями против панов.
В первой половине апреля 1638 года запорожцы приплыли челнами в Кременчуг, а сухим путем, под предводительством Скидана-Гудзана, явились неожиданно в Чигирин (два стратегические пункта, заменявшие панам Кодак). Еще весть об этом не дошла до ближайшей жолнерской стоянки, Ирклиева, как Максимовка, Пив а , Черная Дуброва, вместе с Кременчугом, были заняты выписчиками, и панское добро в этих новых осадах было обращено в войсковую собственность.
Читать дальше