Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

В ту пору Геббельс выступал за единый фронт с коммунистами против буржуазии, а в «Письмах национал-социалиста» ратовал за союз будущей нацистской Германии с Советским Союзом. Отвергая марксизм, Геббельс восхвалял Ленина как «национального освободителя своей страны». Он считал, что «советская система твердо стоит на ногах не потому, что она большевистская, марксистская или интернациональная, а потому, что она национальная, русская. Ни один царь не смог бы пробудить национальное чувство русских, как это сделал Ленин», – писал Геббельс. Тогда он заявлял, что Германия никогда не пойдет в наемники к капиталу, чтобы развязать «священную войну против Москвы».

Эти высказывания Геббельса вызывали подозрения у Розенберга и других нацистов из Мюнхена. Хотя Геббельс в это время буквально боготворил Гитлера, он вступил в конфликт с его «мюнхенским» окружением. 21 августа 1925 г. он писал в дневнике: «Штрассер… рассказывает ужасные вещи про Мюнхен. У руководства стоят неумелые и продажные люди… Гитлера окружает сброд». 26 сентября 1925 г. он возмущался: «Мюнхенское движение отвратительно. Я ненавижу мюнхенскую клику». Запись за 11 февраля 1925 г. гласила: «Мюнхену больше никто не верит. Истинной Меккой немецкого социализма станет Эберфельд», в котором действовали братья Штрассеры. И, наконец, 22 февраля 1926 г. Геббельс записал: «Я не могу безоглядно верить самому Гитлеру».

Камнем преткновения стал вопрос о проведении плебисцита об экспроприации собственности кайзера и его семьи. На этом настаивали коммунисты и социал-демократы. Однако это семейство оказывало финансовую поддержку нацистской партии. Против плебисцита выступали и крупные промышленные круги Германии, от материальной помощи которых также зависели нацисты. Поэтому Гитлер резко выступил против плебисцита.

В ответ Геббельс писал: «Мы не достигнем успеха, если будем учитывать интересы только имущих и образованных слоев населения». Такую же позицию занимали и братья Штрассеры. Вместе с ними Геббельс занялся пересмотром устава нацистской партии. Исходя из того, что Гитлер не согласится на пересмотр устава и отказ от поддержки привилегированных кругов общества, Геббельс и Штрассеры решили отстранить его от руководства партии, превратив в почетного председателя и поселив в его доме в Берхтесгадене. Геббельс обещал: «Мы будем навещать его раз в году и будем с ним очень любезны».

22 ноября 1925 г. в Ганновере состоялось совещание 24 гаулейтеров северо-запада Германии. Их речи были сочинены заранее Геббельсом, а потому они единодушно поддержали предложения о пересмотре устава партии. Против выступил лишь Роберт Лей, который заявил, что такие вещи нельзя решать без Гитлера. Тогда Геббельс вспылил и заявил с трибуны: «Вношу предложение исключить из Национал-социалистической рабочей партии Германии мелкого буржуа Адольфа Гитлера!»

Хотя предложение Геббельса не было поставлено на голосование, разногласия в нацистской партии углублялись. Воззвание от 22 января 1926 г., написанное братьями Штрассерами и Геббельсом, провозгласило, что нацисты севера Германии выступают за проведение плебисцита. Для разрешения конфликта Гитлер предложил встретиться в баварском городке Бамберге. 6 февраля 1926 г. Геббельс писал в дневнике: «В следующее воскресенье в Бамберге… Мы должны встать и драться. Приближается время решительных действий». 12 февраля он записал: «Завтра едем в Бамберг. Гитлер обратится к местным руководителям. План нашей кампании готов… Наша задача заставить людей возмутиться».

На совещании в Бамберге 14 февраля Гитлер, по словам Геббельса, «произнес речь на два часа. Я совершенно изнемог. Ай да Гитлер! Не реакционер ли он? Он путается и колеблется. По русскому вопросу он не прав от начала и до конца. Италия и Англия – наши естественные союзники! Бред! Наша задача – сокрушить большевизм! Наш долг – уничтожить Россию!.. Компенсация дворянству. Справедливость должна остаться справедливостью. Более того, нельзя даже затрагивать вопрос о дворянских владениях. Ужасно! Гитлеровская программа полностью удовлетворяет мюнхенскую шайку. Федер кивает. Штрейхер кивает. Лей кивает… Потом короткое совещание. Говорит Штрассер. Он заикается, голос дрожит. Бедный, честный Штрассер. Я не в силах вымолвить ни слова. Я словно потерял голову. Мы едем на вокзал. Штрассер растерян. Мы ссоримся и спорим. Всё это очень тяжело. Прощаюсь с Штрассером. Послезавтра мы встретимся в Берлине».