Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

После того как Пастернак ушел, Ивинская с сыном по непролазной грязи пошли на дачу к Федину. К тому времени, как они добрались до места, они промокли насквозь, были грязные, помятые. Сначала дочь Федина не хотела пускать их дальше прихожей, но потом на лестницу вышел ее отец и пригласил Ивинскую к себе в кабинет. Она сказала ему, что Пастернак думает о самоубийстве. «Так скажите мне — чего от него сейчас еще хотят? Неужели и впрямь ждут, чтобы он покончил с собой?»

Федин подошел к окну, и Ивинской показалось, что в его глазах стояли слезы.

Но, когда он обернулся, он заговорил официальным тоном: «Борис Леонидович вырыл такую пропасть между собой и нами, которую перейти нельзя… Вы мне сказали страшную вещь, — продолжал он. — Вы же сами понимаете, что должны его удержать, чтобы не было второго удара для его родины».

По словам Ивинской, она искала выхода и готова была написать любое письмо [620] Письмо К. А. Федина Д. А. Поликарпову о возможности самоубийства Б. Л. Пастернака 28.10.1958 — см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 160. , кому угодно, и убедить Пастернака подписать его.

Федин написал Поликарпову, рассказав о приходе Ивинской. «…Я считаю, Вы должны знать о действительном или мнимом, серьезном или театральном умысле П[астернака], о существовании угрозы или же о попытке сманеврировать ею».

На следующее утро Пастернак и Ивинская разговаривали по телефону и ссорились. Ивинская обвинила Пастернака в эгоизме. «Конечно, тебя они не тронут [621] Пастернак Е. Последние годы // Пастернак Б. ППС. Т. 11, 684. , — говорила она, — а мне придется хуже». В то же утро брат Пастернака повез его на Центральный телеграф возле Кремля. Он отправил в Стокгольм вторую телеграмму, написанную по-французски:

«В связи со значением, которое придает Вашей награде то общество, к которому я принадлежу, я должен отказаться от присужденного мне незаслуженного отличия. Прошу Вас не принять с обидой мой добровольный отказ. Пастернак».

Представители Шведской академии ответили, что «получили отказ с глубоким сожалением, сочувствием и уважением». До того от Нобелевской премии отказывались всего три раза [622] «Three Rejections of Nobel Prizes Preceded Pasternak's», The New York Times, 31 октября 1958. : трое немецких ученых отказались от премии по приказу Гитлера. Немецкий диктатор был взбешен, когда премией мира в 1935 году наградили Карла фон Осецкого, сидевшего в концлагере; Гитлер издал указ, запрещавший немцам принимать Нобелевскую премию. Пастернак послал вторую телеграмму в ЦК, где сообщал о своем решении, и просил вернуть работу Ивинской, которую уволили из издательства.

Одному западному репортеру Пастернак говорил: «Я принял решение в одиночку [623] Conquest, Courage of Genius, 93. . Я ни с кем не советовался. Даже лучшим друзьям не сказал».

Начало сказываться напряжение. Сын Пастернака Евгений был потрясен, когда позже в тот день увидел отца. Пастернак показался ему «серым и взъерошенным». «Мой отец был неузнаваем» [624] Yevgeni Pasternak, Boris Pasternak: The Tragic Years, 237. .

Ивинская встретилась с Поликарповым, и тот сказал, что ей нужно быть рядом с Пастернаком и «не допускать нелепых мыслей» [625] Ивинская. В плену времени, 280. . (Кроме того, ЦК прислал медсестру на дачу Пастернака, чтобы та следила за ним; сестре сказали, что ее услуги не нужны, но она отказалась уезжать; в конце концов ее устроили на раскладушке в гостиной.)

«Весь этот скандал должен быть улажен, и мы его уладим с вашей помощью, — сказал Поликарпов Ивинской. — Вы можете помочь ему повернуться к своему народу. Если только с ним что-нибудь случится… ответственность падет на вас».

Решение отказаться от Нобелевской премии, однако, не дало отсрочки. Более того, отказ расценили как акт озлобленности со стороны человека, от которого ожидали капитуляции, который не должен был пытаться управлять событиями. «Это еще более грязная провокация [626] Заседание Московского отделения Союза писателей РСФСР 31 октября 1958 г. Стенографический отчет // Survey (июль 1966): 134–163. , — сказал Смирнов, отказываясь от поддержки Пастернака. Отказ от премии он назвал «еще большим предательством».

Вечером перед тем, как Пастернак послал в Стокгольм телеграмму об отказе от премии, на встречу с Хрущевым в Кремль вызвали Семичастного, секретаря ЦК ВЛКСМ. Советский лидер принял его в кабинете вместе с секретарем ЦК Михаилом Сусловым, главным идеологом партии.