Александр Борщаговский - Русский флаг

Изыльметьев горячо поддержал Невельского.

- В продолжение нынешней кампании на Тихом океане, - заметил он, англичане не раз давали пример странной нерешительности. Было бы непростительно не воспользоваться их новой оплошностью и ждать неминуемого возвращения эскадры. В лиман! Только в лиман!

Ждали решения командира флотилии.

- Геннадий Иванович прав, - коротко заключил Завойко. - Завтра снимемся с якоря. На рассвете постараемся пройти к мысу Екатерины...

Вопрос решился.

После подробного объяснения пути из Де-Кастри к амурскому лиману командиры судов ушли с поручиком Поповым для тщательного изучения карт. Медлительным транспортам предстояло идти вперед, под прикрытием "Оливуцы" и "Авроры".

- Назимов горяч, - промолвил Завойко, едва дверь каюты закрылась за ним, - а "Оливуце", как назло, не удается участвовать в сражении.

- Увы, Василий Степанович! Назимов лишь высказал прискорбное мнение, господствующее среди многих начальствующих лиц. - Выражение лица Невельского сделалось суровым, непреклонным. - Эти воспитанники красносельских лагерей и Марсова поля, баловни судьбы, не могут себе представить, что война кончится здесь без свинца, без ядер, без крестов, чинов и отличий! Самая мысль, что победа наша и водворение в приамурском бассейне должны совершиться без шума и треска, им противна.

Геннадий Иванович доверчиво посмотрел в глаза собеседников.

- Трудно, трудно здесь. Но никакие жертвы не остановят нас. Год назад я потерял дочь. Тяжело мне видеть могилу нашей малютки на пустынной Петровской кошке. Тяжко это испытание, но что делать? Эта жертва была данью исполнению долга, направленного к благу отечества.

Лицо его вдруг озарилось приятной, застенчивой улыбкой.

- Завтра чуть свет - на "Аврору". Вспомню молодость... Я ведь плавал на ней молодым, Иван Николаевич.

- Об этом всегда напоминаю своим офицерам, - сказал Изыльметьев и добавил: - Не списываю вас с фрегата.

- Спасибо! Я верю, что "Аврора" первой из русских фрегатов войдет в Амур с океана. Это важно для всех нас, господа. В Петербурге не все наши враги сложили оружие, хоть и дарят нас новыми мундирами.

На другой день подняли в ростры запасный рангоут, спущенный на воду при появлении судов Эллиота. Из-за северного мыса, лежавшего против Клостер-Кампа, вынырнул долгожданный вельбот Пастухова.

Пастухов принес радостную весть: в проливе на юг от Де-Кастри не видно неприятельских кораблей, а к северу, где он провел трое суток, фарватер свободен от льдов. Если в ближайшие часы не нагрянет английская эскадра, смелый план может увенчаться успехом.

Завойко потребовал на "Оливуцу" мичманов за приказаниями.

В полночь суда начали сниматься с якорей и вскоре, лавируя в темноте, ушли из залива.

Шли медленно, осторожно, опасаясь посадить на мель какое-либо из судов и задержать продвижение всей флотилии.

Нервы напряглись до крайности. Людям казалось, что они слышат, как сильные течения Татарского пролива ударяют в корпуса судов, как шумит вода на далеких перекатах, как дышит неспокойное море у них за спиной.

Впереди чернели транспорты, они торопились как можно дальше уйти на север. За транспортами следовал корвет, а в арьергарде колонны - "Аврора", изготовившаяся к бою. На круглой корме фрегата установлено пять пушек.

Светает. Изыльметьев в окружении офицеров стоит у кормы и в трубу наблюдает за морем. Густой туман скрывает от него вход в бухту Де-Кастри и мыс Клостер-Камп.

Подле Изыльметьева Пастухов. Он вспоминает Перу, уход из Кальяо, тревожное ожидание погони. Сколько событий свершилось за этот год! Чем были тогда для Пастухова Амур, бухта с непривычным именем Де-Кастри, восточные берега России? Неведомая земля! А нынче это свой дом, земля, навсегда близкая, родная. Уже никогда не забыть ему этих суровых берегов и счастья, обретенного на них.

На шкафуте у борта стоит Вильчковский. Его близорукие глаза и при очках не различают ничего, кроме седой рассветной мглы, и в памяти невольно возникает туманная улица Лондона, комната, в которой шумно спорят поляк и мадьяр, итальянец и какой-то низкорослый швейцарец, вдохновенное лицо Герцена и его гордые, полные горечи, любви и веры слова о будущем России... "Будущее лучиной не осветишь..." - грустно улыбнулся Вильчковский, вспомнив предсмертные слова Цыганка. О них ему говорил Изыльметьев тогда же, в океане. Будущее России! Народ сделает это будущее прекрасным, каким и видел его великий изгнанник.