Александр Борщаговский - Русский флаг

Слух о размере распространился еще с вечера. Виллиама Гарланда, матроса с "Пика", и Пьера Ландорса перевели в один из домов ближе к берегу.

Харитина первой была в порту. Она и раньше приходила сюда по вечерам, когда труба горниста и корабельные колокола загоняли неприятельских матросов на суда. Тишина охватывала порт. Пахло гарью. Харитина садилась на одном из ящиков или пустых бочонков, в беспорядке валявшихся по берегу, и молча наблюдала за огнями на рейде.

Девушка дольше всех оставалась на берегу, и люди уже знали, кого она ждет, о чем печалится, хотя никто и не помнил матроса, никто не знал его имени.

"Аян" горел споро. Огонь жадно лизал палубу, срывал дубовые доски обшивки, обрушил горящую мачту за борт, вздыхал и ухал, вырываясь из трюмных помещений на воздух. Огромные головни падали в воду с густым, громким шипением.

Ветер гнал дым на берег, на людей, ждавших в назначенном месте контр-адмирала Брюсса и пленных аврорцев.

Привели Гарланда и Ландорса. Француз приветливо кланялся окружившим его людям, помахивал матросской шапкой и прикладывал ее то к сердцу, то к глазам, в знак того, как он будет тосковать по ним. Гарланд оставался таким же неподвижным, целиком ушедшим в себя, как и в первый день плена.

Подошли две шлюпки с "Президента" - адмиральская и шлюпка с пленными матросами. Харитина закрыла глаза от волнения и почувствовала, что ее ласково взяли за плечо. Позади стояла Маша с лицом таким же бледным, как и в тот день, когда они встретились на батарее Дмитрия Максутова.

- Успокойтесь, - шепнула Маша и, скользнув ладонью по руке, крепко сжала ее в кисти.

Маленький адмирал важно шагал впереди. За ним офицеры и группа матросов, окруживших пленных.

Сердце Харитины дрогнуло, хотя она еще не видела никого из русских. Но Семен такой высокий. Если бы он был там...

Матросы приближались. Между красными куртками уже мелькали растерянные лица пленных.

Маша обняла девушку. В маленьких руках ощущалась сила, которой Харитина безропотно подчинилась.

Вторая мачта "Аяна" упала и, ударившись о борт, полетела в воду.

Процедура размена длилась недолго. Гарланд и Ландорс шагнули вперед.

- Виллиам Гарланд! Фрегат "Пик"! - выкрикнул матрос с "Пика".

- Ваш? - спросил Брюсс у Никольсона.

- Мой...

Капитан "Пика" был недоволен. Он не рассчитывал найти здесь своего матроса. Ладно! Если русские не досадили этому паршивцу и он выглядит так, словно только что собрался на Пикадилли, Никольсон сумеет объяснить ему, что значит побывать в плену у неприятеля. Он не раз пожалеет о том, что не бросился вниз головой с утесов Никольской горы, когда еще представлялась такая возможность.

- Пьер Ландорс! Фрегат "Форт"!

Матросы хотели идти, но Мартынов задержал их.

- Нет ли у вас жалоб? - спросил он. - На обхождение, на пищу?

- No!* - ответил без раздумья Гарланд.

_______________

* Нет.

А Ландрос рассмеялся, завертел головой, как будто воротник тер ему шею, и сказал:

- Есть!

Брюсс оживился:

- Говори, парень, говори...

Ландорс продолжал по-русски:

- Ви сделаль мне боль... сердечный боль... Ви все такой короший, такой... такой дружок... Я буду всегда вспоминаль...

Он помахал на прощанье своей шапчонкой.

Из группы английских матросов вышел вперед Зыбин. Он отдал честь Мартынову и отрапортовал:

- Матрос первой статьи Зыбин, с фрегата "Аврора". Вернулся на службу, ваше благородие.

Подошел и Ехлаков.

Мартынов взглянул в бумажку, которую держал в руке.

- По моим сведениям, господин контр-адмирал, - сказал он, - на плашкоуте было взято четверо матросов. Один из них, Киселев, умер от побоев на палубе фрегата "Пик". Двое здесь. Не хватает матроса Удалого.

Брюсс открыл было рот, но закашлялся - дым снова пополз на берег. Наконец он выдавил из себя со странной гримасой брезгливости и лживого благочестия:

- Этот матрос умер. Он сам наложил на себя руки...

Был воскресный день. На церковной колокольне ударил колокол, размеренно, неторопливо. Брюсс удивленно поднял голову, удивляясь тому, что не все еще разрушено, не все безмолвно и мертво. А ведь ему говорили, что французы-католики разграбили церковь. Беда с этими французами! Ничего толком не сделают...

Зыбину показалось обидным, что Чэзз, переводивший слова Брюсса, назвал мужественную гибель Семена самоубийством.

- Брешут они, ваше благородие! - Зыбин резким движением сорвал фуражку с головы. - Удалой погиб геройской смертью при входе эскадры в губу.

И, подождав, когда удалятся англичане, Зыбин рассказал притихшим петропавловцам о подвиге Удалого.