Александр Борщаговский: Обвиняется кровь

В ночь на 13 января 1948 года в Минске был убит великий актер Соломон Михоэлс. Его тело и тело походя уничтоженного театрального критика Владимира Голубова (Потапова) были найдены на заметенной снегом улице, каждое с проломленным виском.

Едва ли кто принял тогда на веру официальную версию о случайной гибели, о наезде или автомобильной катастрофе. Слухи множились, один другого загадочнее и страшнее, в считанные дни сложилась уверенность, что это — злодейское убийство. Анализу возникших тогда и позже версий я, опровергая досужие вымыслы, посвятил немало страниц в книге «Записки баловня судьбы».

Важнейшей косвенной уликой стало для меня то, что за два дня до отъезда Михоэлса в Минск ему внезапно сменили попутчика: вместо театрального критика Ю. Головащенко, уже оформившего командировку, Всероссийское театральное общество (ВТО) послало критика Владимира Голубова, талантливого литератора, автора первой книги об Улановой, в прошлом минчанина, окончившего в Белоруссии институт инженеров железнодорожного транспорта. Не подозревая своего славного, пьющего коллегу Володю Голубова в сотрудничестве с органами госбезопасности, оплакивая его как случайную жертву убийц, я не мог не подумать о том, зачем его едва ли не силком принудили ехать в Минск. Ему бы радоваться поездке с мудрым и веселым Михоэлсом, который, как известно, не плошал в рюмочных баталиях ни с Фадеевым, ни с Алексеем Толстым, ни с мхатовскими корифеями…

А Голубов нервничал, места себе не находил.

В день отъезда я увиделся с ним дважды — в ВТО, куда я заглянул, перейдя Пушкинскую площадь из своей редакции «Нового мира», и на Белорусском вокзале перед отходом поезда. Не зная, что я приду на вокзал, Михоэлс, позвонив ко мне домой, сказал моей жене Валентине, чтобы я не тревожился, он вернется через несколько дней и прочтет труппе пьесу: он собирался ставить в Государственном еврейском театре запрещенную тогда Главреперткомом мою пьесу о временах фашистской оккупации Киева.

На вокзале Голубов как-то сиротливо прижался ко мне, признался, что «вот так» — пухлой рукой он провел по воротнику пальто у горла — не хочет ехать, не думал, не хотел и не хочет… «Зачем же ты дал согласие? Ты в ВТО не служишь, послал бы их подальше». Он посмотрел на меня серьезно и печально, сказал понуро, что нужно, просят, потом чуть посветлел лицом, мол, с Михоэлсом все-таки интересно.

Голубов едва ли мог подозревать, что они обречены, что жизнь кончена, но, как человек болезненно впечатлительный, он заметался, что-то испугало его в поспешности командировки, предчувствия прогнали с лица полудетскую, какую-то незащищенную улыбку. Мягкий, ироничный, лукаво-снисходительный человек, он пользовался общей нашей любовью, никому в голову не приходила мысль о его зависимости от страшной карающей силы. «Я, когда напиваюсь, — пожаловался он однажды, — всегда оказываюсь на железной дороге… помню рельсы, рельсы, рельсы, пустые вагоны, стальные щиты на переходных площадках, тамбуры — ни человеческого голоса, ни гудков, только путейское железо…» Черные, провальные ночи, вероятно, и сделали его заложником.

Организаторам убийства нужен был зависимый, сломленный человек и непременно бывший житель Минска, оставивший там какие-то корни[1] Здесь и далее разрядка заменена на болд ( прим. верстальщика ). , давние знакомства и связи.

Версии минского убийства с течением времени множились, писавшие о нем вступали в обидчивые споры, и только 44 года спустя газетная публикация, небольшая заметка «Ордена за убийство», положила конец спорам. Газета «Аргументы и факты» в № 19 за май 1992 года опубликовала выдержки из письма Лаврентия Берии в Президиум ЦК КПСС, к сожалению не оговорив ошибки составителей письма, отнесших убийство к февралю, вместо января, 1948 года.

Редакция опустила многие абзацы этого письма, однако в них заключены сведения, имеющие первостепенную важность; привожу письмо полностью по архивной копии.

Совершенно секретно[2] В тексте всех документов сохранены особенности оригинала. — Прим. ред.

В ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС

тов. МАЛЕНКОВУ Г.М.

В ходе проверки материалов следствия по так называемому «делу о врачах-вредителях», арестованных быв. Министерством государственной безопасности СССР, было установлено, что ряду видных деятелей советской медицины, по национальности евреям, в качестве одного из главных обвинений инкриминировалась связь с известным общественным деятелем — Народным артистом СССР МИХОЭЛСОМ. В этих материалах МИХОЭЛС изображался как глава антисоветского еврейского националистического центра, якобы проводившего подрывную работу против Советского Союза по указаниям из США.