Иван Леонтьев - Тяжело ковалась Победа

У капитана свободной минуты не было: он отвечал по телефону, записывал что-то в журнал, давал какие-то поручения. Вокруг сновали сотрудники, оборачивались на меня: что я тут делаю? Немного погодя дежурный вновь повернулся к стукачу: «Что он говорил про Сталина?» – «Ничего! – с раздражением огрызнулся доносчик. – Рядом с ним говорили». Какое-то время я опять стоял забытый. Звонил телефон, приводили задержанных, милиционеры докладывали. Капитан поднял глаза на осведомителя: «Так он говорил о Сталине или нет?» – «Нет! – вскрикнул сексот. – Рядом говорили», – потом психанул, плюнул и выскочил на улицу. Мне показалось, что ангел-капитан облегченно вздохнул, протянул мне билет: «Иди, студент».

В тот вечер тюрьмой пахнуло. Я шел и повторял: «Господи, слава тебе! Слава тебе, Господи!» Поминая своего родителя за науку – не высовывать язык. А если бы я на самом деле что-нибудь сболтнул?.. Восемь-десять лет – как пить дать.

– Да-а-а, – вздохнул старик. – Тяжелые были времена. Да и народ сам себя еще не берег. Кто и выжил, а счастья так и не познал. Взять хоть ту же Нинку, дочь Федора Семеновича. Страшную блокаду пережила, после войны мужичка-инженера припахала, с фронта пришедшего. Все по-божески. Жили в той же полуподвальной комнатке. Когда дом на ремонт поставили (это где-то в начале шестидесятых), дали им однокомнатную квартиру на Комсомольской площади. Казалось бы, что не жить?

Только с детьми у них не складывалось.

Они любили за город ездить – воздухом дышать, запасаться дарами леса. В городе-то надоедало сидеть, при первом случае рвались на природу.

Однажды на работе грибники выхлопотали небольшой автобус. Где-то за Выборгом все разбрелись по лесу. Нина с мужем отделились от остальных, чтобы на двоих грибное место досталось.

На опушке – среди папоротника, под высокими соснами – Нина напала на белые. Она не могла не слышать голос мужа, но не откликалась: хотела порадовать его. И так увлеклась красивыми грибами с толстыми тугими ножками, что обо всем забыла.

Муж аукался с грибниками, долго искал ее, пока не наткнулся на полную корзину белых грибов. Оцепенел, видать, как увидел жену, – бросился к ней, и…

Нашли их уже вечером, перед отъездом в город. Рысь, определили мужики. Зверь пренеприятный: не отступится, пока не распакостит жертву… Такая вот смерть.

– Да-а-а… – сокрушался Юрий Павлович.

– Или вот хоть Алексеевых взять: все умерли, кроме Зинаиды. Она тем и спаслась, что на фронт медсестрой ушла в конце сорок второго. Вернулась беременной где-то после снятия блокады. Вскоре девочку родила. Назвала почему-то Ноябриной. Может, обещала кому?..

Жить как-то надо было. Кончила курсы, села в цеху на кран. С детсадиками в ту пору трудно было. Она по-своему ухитрялась: положит девчонку в ночь на воскресенье между рамами – утром в понедельник врача вызывает или сама идет: воспаление легких – вместе ложатся в больницу. Потом опять привязывает ее к кроватке и уходит. Крысы по ней бегали – полуподвальный этаж-то. Орала цельными днями, а как устанет – спит. Проснется, видит: крысы на подушке. От испуга в крик: головой вертит, глаза выворачивает что есть силы. Так напрягала глазные яблоки, что от боли ревела. Крысы не боялись – сидели рядом, крошки от еды собирали. Крутила она глазами из последних сил, ну и надорвала связки. На всю жизнь косоглазой осталась. Зрачки за переносье запрятались. Из-за этого и судьбу исковеркала: кому косоглазая нужна?

Так вот Ноябрина и выросла. Школу закончила, на завод к матери устроилась. Курить научилась, выпивать…

Зина жила с хахалем, Сережкой-водопроводчиком. Как дом на ремонт поставили, он свою комнату сдал, и получили они где-то на Марата двухкомнатную. Ноябрина придет с работы, выпьет, окно в своей комнате распахнет, если весной или летом дело, – и на весь двор: «Брежнев! С…! Для кого “березки” завел? Работяг дразнишь!»

Зина с Сережкой умерли уже при Горбачеве. Ноябрина обменяла квартиру на комнату уже при Ельцине, придачу взяла – говорили, что-то очень много. Часть пропила, а остальные пропали. Потом и комнату заложила. Сейчас будто где-то на чердаке ютится…

– А как ваша семья?

– Тоже не все уцелели. Время-то какое было!.. О брательниках?.. – задумался рыбак. – Дмитрий воевал, в плену был, после в лагерь попал, да так и сгинул… Тоже хлебнул горюшка. Михайло на фельдшера выучился, под Сталинградом воевал. Бывало, как в медсанбате освободится, так в окоп – фрицев стрелять. Писал: «Мщу фашистам за погибших в блокаду». Ну, и сам вскоре под Орлом пал. Молодой еще был…