Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику» - Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

Выше уже отмечалось, что принятая в документах ОГПУ социально-классовая градация (настроения бедноты, середняков, кулачества) весьма условна [38] Ряд историков, в частности, А. В. Баранов, придерживаются другого мнения. Они подчеркивают, что «на эмпирическом материале 1927 г. подтверждается гипотеза о сословно-классовой сегментации политического сознания земледельцев Юга России… Зажиточные крестьяне и казаки, часть служащих, “нэпманы” проявили неприятие советской практики властвования и надеялись на успешную войну ради свершения режима. Середняцкая толща крестьянства и часть казачества была настроена пацифистски и, скорее всего, осторожно ждала исхода событий. Наконец, третий тип настроений характерен для бедняцких слоев “иногородних” крестьян, для рабочих и маргинальных групп. Это — антинэповский экстремизм и желание воинственно защищать “подлинную” советскую власть от перерождения». См.: Баранов А. В. Указ. соч. С. 189. Проблема, однако, в том, что социальная принадлежность носителей той или иной позиции, отмеченная в материалах ОГПУ, которые использует Баранов, далеко не всегда соответствовала действительности. . Социальная принадлежность высказываний (а порой и их авторов) определялась по содержанию, а точнее, по отношению к Советской власти. В цитированном выше информационном сообщении содержатся любопытные нюансы. С одной стороны, есть примеры негативных высказываний бедняков и середняков: «Что сейчас говорить о войне, когда наши крестьянские нужды во внимание не принимаются… Вот воевали, воевали, а все пошло насмарку, бедняк остался ни с чем, душат налогами». С другой, в разделе «Настроения кулачества» приводятся слова, вполне по смыслу совпадающие с теми, которые несколькими страницами выше характеризовались как «продукт глубокой продуманности создавшегося положения», например: «Англия скоро объявит нам войну, а тогда все мужицкие труды за годы мирной жизни пойдут насмарку, потому что если будет война, хлеб и скот у крестьян будут брать у крестьян так же, как и брали раньше» {396} 396 ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 5. Д. 31. Л. 64, 67. . [39] Впрочем, не ОГПУ принадлежит сомнительная честь условного деления крестьянства на антагонистические социальные группы в зависимости не от реального социального статуса, а от взглядов и высказываний. Как отмечает американский исследователь Я. Коцонис, еще до революции в деревенском обществе «в атмосфере навешивания ярлыков и взаимных обвинений нередко возникали ссоры между различными группами сельских жителей… при этом каждая сторона называла другую “кулаками” и “подкулачниками”, торговцами или “богатеями”». См.: Коцонис Я. Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914. М., 2006. С. 247

И в рабочей среде, по мнению как ОГПУ, так и партийных органов, «как пораженческого, так и контрреволюционного характера настроения и разговоры наблюдаются исключительно среди тех рабочих, которые ранее состояли в тех или иных политических партиях (главным образом, меньшевики)» {397} 397 Там же. Л. 21. . Проверить это утверждение не представляется возможным, хотя, с другой стороны, в нем, очевидно, есть доля истины: в политических партиях состояли рабочие, отличавшиеся более высоким уровнем образования, социальной активности, и, в силу этого, более склонные к критической оценке существующего положения.

В целом, как подчеркивает М.М. Кудюкина, реакцию населения на «военную тревогу» 1927 г. «вполне можно определить как поведение в условиях начинающейся войны. Широко циркулировали слухи не просто об угрозе войны, а о начавшихся военных действиях. Угроза вскоре оказаться на оккупированной противником территории оказывала заметное влияние на принятие решений» {398} 398 Кудюкина М. М. Война, которой не было: военная угроза 1927 г. // Homo Belli — человек войны в микроистории и истории повседневности. Нижний Новгород, 2000. С. 262. . Примерно о том же пишет Н.С. Симонов: «Судя по характеру поведения, страна оказалась в своеобразных условиях имитации внешней войны» {399} 399 Симонов Н. С. Крепить оборону… С. 157. .

Любопытно отметить один характерный нюанс — своеобразный «феномен отложенной тревоги». Считается, что к концу 1927 г. ситуация более или менее нормализовалась. Прекратились пугающие выступления советских лидеров, снизился тон прессы. Сводки на первый взгляд демонстрируют некоторое снижение «военных настроений». И тем не менее зимой 1928 г. вновь появляются многочисленные свидетельства о неспокойном настроении в целом ряде регионов, в частности на Урале: «Крестьяне у нас до того перепуганы насчет войны, что только о ней и говорят. Разубедить их почти нет никакой возможности. “Почему, — говорят они, — нет мануфактуры, муки. Да потому, что скоро будет война и хлеб отбирают для войны”. Селькор Фофанов из Кунгурского округа сообщает о некоей пророчице, которая говорит: «Весной этого года будет война и возьмут от 18 до 45 лет всех на войну, а после войны наступит на царство монархий» [так в тексте — авт.] {400} 400 ЦДООСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1357. Л. 41.