Тем не менее контроль даже и за служебными командировками постоянно ужесточался. В 1920-е гг. нередки были случаи, когда командированные или сотрудники советских учреждений за границей совершали должностные преступления, растрачивали казенные деньги, наконец, отказывались возвращаться в СССР (только по линии Наркомата торговли в 1920-е гг. насчитывалось более 100 «невозвращенцев»). С точки зрения советской партийной номенклатуры, специфика «заграничной» жизни, изобилующей соблазнами, сама толкала на преступления. Вот как красочно формулировала свои выводы в 1928 г. комиссия Замоскворецкого РК ВКП(б), обследовавшая партийную ячейку Наркомата торговли (стилистика и орфография документа сохранены): «Условия жизни командированных за границу предрасполагают к загниванию работника. У партийца за отсутствием партнагрузок — много свободного времени. Серьезные занятия (изучение местной культуры, театры, собрания, общения с рабочими) чаще всего недоступны и по незнанию языка, и по политическим соображениям. Хороший оклад и наличие свободных денег в кармане толкает его в кафе, в кабаре, в магазины, втягивает в мещанский образ жизни (хождение в гости к русским товарищам, игра в карты, частые выпивки). Во внерабочее время лишь небольшая часть втягивается в работу учреждения, в общественную жизнь и партработу. Изучением языка, самообразованием точно так же занимаются лишь отдельные единицы. Сравнительно большое количество белоэмигрантов западноевропейских столиц всемерно стараются проникнуть в соваппарат. Очень легко устанавливают знакомства с работающими в советских органах и затем использовывает сотрудника в своих интересах, содействуя созданию условий, в которых успешно произростают факты измен не только беспартийных, но и членов партии; факты перебежничества командируемых, злоупотреблений, что имело место во всех странах» {197} 197 РГЛЭ. Ф. 4083. Оп. 11. Д. 113а. Л. 20.
.
Постепенно выстраивалась централизованная и очень жесткая система отбора сотрудников для работы за границей. В начале 1930-х гг. существовала специальная комиссия ОГПУ, в которую входили также представители ЦК и учреждения, которое командировало сотрудника, причем решающее слово принадлежало ОГПУ {198} 198 Агабеков Г. Секретный террор. М., 1998. С. 12.
. Затем была сформирована «комиссия по выездам» из представителей Орграспредотдела ЦК, ЦКК и ОГПУ. В мае 1934 г. она была ликвидирована постановлением Политбюро и образована комиссия ЦК ВКП(б) под руководством секретаря ЦК А.А. Жданова. В нее вошли заместитель председателя Совнаркома В.И. Межлаук, заместитель председателя Комиссии партийного контроля Н.И. Ежов, заведующий Особым сектором ЦК А.Н. Поскребышев, заместитель председателя ОГПУ Я.С. Агранов. В декабре 1934 г. в связи с отбытием Жданова в Ленинград председателем комиссии был назначен Ежов. В апреле 1937 г. был утвержден новый состав комиссии — секретарь ЦК А.А. Андреев, А.С. Агранов, А.Н. Поскребышев.
Всем наркоматам, центральным и местным организациям запрещалось отправлять за границу представителей, группы или делегации без санкции комиссии, причем та должна была «решать вопрос о командировках за границу не только с точки зрения политической благонадежности, но и с точки зрения деловой целесообразности» {199} 199 Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М, 1995. С. 70.
.
Порядок работы комиссии, установленный в 1937 г. — сначала рассмотрение вопроса о данной командировке на основе личного доклада соответствующего наркома и заключения НКВД, затем утверждение решения комиссии на Политбюро {200} 200 Протоколы Политбюро, относящиеся, в частности, к поездкам за границу советских ученых, собраны и опубликованы В.Д. Есаковым. См.: Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). 1922–1952. М., 2000.
. Все командированные были «обязаны являться в Комиссию по выездам для получения инструкции, как себя держать с иностранцами за границей» {201} 201 Сталинское Политбюро в 30-е годы… С. 72.
.
Состав различных (дипломатических, научных, общественных и т. д.) делегаций, вплоть до технических работников, персонально утверждался Политбюро.
Сохранились многочисленные обращения крупнейших деятелей советской науки с просьбой разрешить им заграничную командировку. Как правило, все зависело отличного статуса ученого и от отношения к нему на данный момент влиятельных членов Политбюро. «Право выезда за границу, неразрывно связанное с правом полного научного общения в мировой научной среде, является для меня элементарной необходимостью [подчеркнуто в документе — авт.] Я могу жить в стране, где этого права нет, только при условии фактического его для меня осуществления, как это было до сих пор [курсив мой — авт.], — писал академик Вернадский непременному секретарю АН СССР В.П. Волгину в июне 1930 г. В течение ряда лет «невыездным» был академик Е.В. Тарле. В январе 1935 г. он обратился к В.М. Молотову с письмом, в котором сообщал, что приглашен для чтения лекций в Сорбонну. Однако нарком просвещения А.С. Бубнов счел «нецелесообразным разрешать поездку проф. Тарле… это человек скользкий и политически притаившийся, хотя на словах он чуть ли не марксист». В результате Тарле решением Политбюро было отказано {202} 202 Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б)… С. 97,192.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу