Александр Тюменев - Евреи в древности и в Средние века

1490 году из Женевы, в 1491 году из Тургау и Глатца, в 1492

году из Мекленбурга и Померании, в 1493 году из Магдебурга, в том же 1483 году из Штирии, Каринтии, Крайны, в 1498 году

из Зальцбурга, Вюртемберга и Нюрнберга, в 1499 году из Ульма и, наконец, 1519 году из Регенсбурга, где положение евреев

долее всего оставалось благоприятным70. Очень показательным для изменившегося отношения к евреям представляется

то обстоятельство, что изгнание евреев в большинстве случаев

происходило не только не против воли городских советов, но

по их инициативе и по их настоянию.

Из всего изложенного легко можно видеть, насколько тесной и непосредственной представлялась связь между отношением к евреям со стороны окружающего населения и их общественным положением, с одной стороны, и между тем значением, какое имели они в общей экономической жизни - с другой.

Чем более евреи утрачивали всякое значение не только в области товарной, но и в области денежной торговли, тем более из

людей, выполнявших полезные экономические функции, превращались они в нежелательных конкурентов для местных

национальных торговых и капиталистических кругов, тем более излишними и чуждыми становились они и вообще для всего окружавшего их христианского общества, тем все более

широкие круги и классы населения порывали с ними и отвертывались от них. Но чем отчужденнее, с другой стороны, чувствовали себя евреи, чем более враждебное отношение встречали они по отношению к себе, тем все более и более замыкались

они в собственной среде; живое общение с окружающим миром и интерес к этому последнему, какой мы видели в среде, например, французских евреев еще в одиннадцатом столетии, сменился узкой замкнутостью и исключительностью. Изучение Торы и Талмуда заняло первое место в их духовной жизни, совершенно заглушив начинавший было пробуждаться научный интерес, чем и объясняется прежде всего малая интеллигентность и духовная отсталость французских и немецких евреев по сравнению с их итальянскими и испанскими соплеменниками. Положение, таким образом, приблизилось к тому положению, какое занимали евреи посреди населения Римской

империи. Ростовщическая деятельность, относительно малозаметная в жизни римских евреев, во всяком случае, не рас70 Stobbe. S. 192-193; Янсен. С. 122-124.

382

пространявшаяся в римскую эпоху на широкие круги населения и, напротив, составлявшая преимущественную профессию

средневековых евреев, в значительной мере должна была еще

обострять те неприязненные отношения, которые евреи возбуждали к себе в качестве державшегося особняком народа-

чужеземца. Вот почему враждебное отношение к евреям диаспоры в древности никогда не проявлялось с такой силой и так

систематически, как в средневековой Европе.

Итак, повторяем, именно экономические, а не какие-либо

иные причины лежали прежде всего в основе изменившегося

общественного положения евреев, равно как и изменившегося

отношения к ним со стороны окружающего христианского населения. Каро, который, как мы видели, придает не меньшее

значение причинам религиозного характера, именно, влиянию

канонических запрещений так же, как и политическим мотивам, производя ненависть к евреям со стороны городского населения из враждебных отношений между городами и княжеской властью, находившей будто бы в получаемых ею от евреев займах постоянную поддержку и источник средств. Что

касается первого утверждения Каро, то несостоятельность его

очевидна сама собою. Все канонические запрещения и все усилия церкви порвать добрые отношения между христианами и

евреями в течение всей первой половины средневековья оказывались, как мы видели, бессильными; напротив, во вторую половину средних веков, когда церковь, по крайней мере, в лице

своих высших представителей неоднократно пыталась вступаться за евреев и сдерживать возбужденное настроение толпы, ее усилия и в этом теперь уже обратном направлении оказывались одинаково бесплодными. Действие религиозных мотивов даже во время преследований, связанных с крестовыми

походами, представляется точно так же, как мы в свое время

отмечали, сомнительным. Не более действительной оказывается и ссылка на враждебные отношения, существовавшие в четырнадцатом столетии между городами и княжеской властью.

Не говоря уже о том, что самый факт поддержки евреями князей в их борьбе с городами нуждается сам по себе в доказательстве, мы знаем, что города эксплуатировали местных евреев не менее князей и следовательно находили в них не меньшую опору. Нам известны случаи, когда евреи, во всяком случае, оказывались несомненно более полезными для городов, нежели для сельской землевладельческой знати. Так, в 1385