Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

В словах Александра I звучало не только раздражение, но и разочарование. Кто-то из его польского окружения конфиденциально писал наместнику Зайончеку, что «Его Величество очень надеялся» на сейм: «В этой надежде он уже предпринял много подготовительных шагов и обдумывал новые, более решительные, не позволяя многочисленным препятствиям отвратить себя, когда с грустью, которую нетрудно себе представить, заметил, до какой степени ряд инцидентов, имевших место в нашей стране накануне и во время последнего сейма, далеко отбрасывает нас от цели, к которой Его Величество постепенно нас вел». Разочарование и возмущение царя нашло отражение в его планах если не отменить конституцию, то по крайней мере ограничить ее. По мнению И. Соболевского, император имел на это полное право: «Император, – писал он, – не связан Конституцией, так как она дана в качестве милости и в каждый момент может быть отозвана». Одним из предлогов, чтобы ослабить ряд положений конституции Королевства, стало требование «более точного» перевода их на польский язык, для чего в 1821 г. Александр I повелел создать специальную комиссию. Это начинание осталось неосуществленным, но возник другой, более серьезный предлог: в связи с дефицитом казны Королевства император поручил Административному совету решить, «должна или нет Польша иметь свой политический быт. Может ли Королевство Польское в своем нынешнем статусе содержать себя на собственные средства или должно получить иную форму, более отвечающую его силам». Ответом на этот грозный вопрос стали усилия министра финансов Королевства К. Друцкого-Любецкого обеспечить рост поступлений в казну 34.

Были сделаны очередные шаги, направленные против оппозиции и, в частности, против оппозиционной прессы. Во время работы сейма «Ожел бялый» еще выходил, но уже было объявлено о прекращении издания с 30 сентября 1820 г. В последнем номере Б. Кициньский, Т. Моравский и Ю. Брыкчиньский сообщили читателям, что «обстоятельства не позволяют» им далее издавать газету, и напомнили о «трудностях», встречавшихся на пути издания. «Мы делали всё, что позволяли нам возможности, – заявляла редакция газеты, – и хотя кончаем свою профессиональную деятельность, но сохраняем один и тот же образ мыслей». Последнее вскоре было подтверждено Кициньским, который взялся за издание новой газеты «Курьер Варшавский».

Активные деятели оппозиции привлекали особое внимание императора. Осенью 1820 г. он указал на них министру внутренних дел и полиции, а наместнику поручил неофициально сообщить о своем недовольстве председателям воеводских рад (советов). В ответ с мест хлынула волна верноподданнических адресов, и, видимо, потому летом 1821 г. Александр I, обращаясь к полякам через министра – государственного секретаря И. Соболевского, немного смягчил тон: он считал, что поляки вели себя плохо из-за недомыслия, тщеславия, дурного влияния Запада и по другим подобным причинам, но они любят свою страну и не допустят потери того, что он дал им для счастья. В противном случае царь видел лишь один путь: «Усмирение самыми действенными средствами всякого предприятия, нацеленного на нарушение спокойствия или могущего дать повод для возмущения». А такие поводы постоянно возникали. В частности, не везде властям удавалось проводить в местные советы лояльных депутатов, поэтому в ряде случаев результаты выборов в воеводские рады были аннулированы по формальным причинам. Особое отношение испытала на себе Калишская рада – «гнездо» оппозиционеров Немоёвских: после того как оба брата вошли в ее состав, выборы аннулировали, а деятельность рады была приостановлена в 1823 г. на неопределенный срок. Таким образом, после первых лет конституционного быта и первых опытов парламентской практики в польском обществе стало все более широко распространяться мнение, что Александр I изменил политический курс. Если о таком мнении А. Чарторыский писал царю перед началом работы сейма, то наблюдения Ю. У. Немцевича относились уже к концу 1820 – началу 1821 г. Он отмечал, что революционный процесс, развивавшийся в Европе, произвел на Александра I сильное впечатление, которое усугубилось после съезда держав в Опаве, где Меттерниху удалось еще больше напугать царя. Немцевич подчеркивал, что после Опавского конгресса император «стал неузнаваем»: «Как раньше он был уверен в конституции, которую дал полякам, так теперь усматривает в ней источник опасности». По утверждению Немцевича, царь дал указание не только изменить конституцию, но и организовать интервенцию в случае «смены правительства путем мятежа». О перемене позиции Александра I очень резко отозвался В. Лукасиньский: по его мнению, на первом сейме «казалось, что народ начал ощущать себя собственником данной ему конституции, но на втором сейме императору уже наскучило играть роль либерального и конституционного монарха, и он рассудил, что удобнее быть самовластным». Царь не хотел столкнуться с оппозицией на следующем сейме, а поскольку гарантии того, что на местах выберут «правильных» депутатов, не было, он отложил срок созыва третьего сейма, хотя по конституции его надлежало созывать каждые два года 35.