Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

В этой кампании «реабилитации» общественного мнения в глазах администрации Королевства Польского и убеждения ее в «мирных» намерениях оппозиционеров, в том, что они выступают с программой постепенных реформ, принимали участие и представители умеренного крыла либералов. Так, один из либеральных политиков Ф. Скарбек, являвшийся доктором философии, профессором административных наук в Варшавском университете, незадолго до открытия работы сейма выступил с речью на торжественном заседании университета в присутствии ректора, профессуры, а также местных властей. Темой выступления стала политика; акцент был сделан на противопоставлении предыдущей эпохи революций и наполеоновских войн, с одной стороны, и этапа успокоения и мирного развития, с другой: «Время утихомирило страсти, пережитые испытания сорвали обманчивые маски, и перед народами оказался открытым единственно спасительный путь умеренности ». Народы, утверждал Скарбек, только с опытом достигают зрелости: «Заложить вечные основы человеческих общностей, сохранять, упрочивать и совершенствовать их пребывание в зрелом возрасте – вот что является предметом, целью политики и единственно верным представлением о ней». Наука «выводит из этих основ правила для упрочения национального быта и свобод; единство и согласие народов, взаимное доверие и любовь между правящими и управляемыми, все главнейшие условия счастья народов составляют ее здание; поэтому с чувством, утешительным для друга человечества, ее сущность можно выразить краткой фразой: политика есть наука мирной жизни» 24.

Провозглашением политической и идеологической программы мира, умеренности и постепенности либералы рассчитывали успокоить правительство, но этот расчет не оправдался. Еще летом 1819 г. Александр I пригрозил, что отменит конституцию, если поляки будут вести себя столь «неблагодарно», и А. Чарторыский в письмах убеждал его в непоследовательности такого решения. Варшава, писал он в августе 1819 г., «погружена в глубокую печаль. Она сделалась всеобщей с того момента, как стало известно, что страна навлекла на себя Ваше неудовольствие. Вы приказали написать, что положите предел обещанным благодеяниям и что Вы даже могли бы отнять дарованное Вами прежде. Ах, Всемилостивейший государь, разрешено ли мне будет высказать, что разве Ваши учреждения и начатое Вами дело могли бы приобрести характер действительности и ненарушимости, что именно и составляет их достоинство и прочность, если Вы сами объявляете, что они могут быть разрушены!» Чарторыский подчеркивал, что «существует очень ощутительный оттенок разницы между образом действий» самого императора и «поступками правительства», которое «издало множество указов, превышающих его полномочия», а это стало предметом критики со стороны некоторых молодых людей, считающих, что их позиция отвечает целям монарха, тем более, что их волнует «ущерб, нанесенный с разных сторон конституции». Накануне открытия сейма в августе 1820 г. Чарторыский сообщал Александру I, что «умы в Польше в чрезвычайной нерешительности и в полнейшем унынии», так как ходят слухи, будто взгляды и чувства царя «изменились и стали противоположными прежним». Действительно, лишь влияние министра иностранных дел графа Каподистрии и английского посла в Петербурге помогло предотвратить в последний момент подписание уже подготовленного указа царя: согласно проекту, разработанному Новосильцевым в 1820 г., предполагалось в связи с провозглашением российской конституции преобразовать Королевство Польское в одно из наместничеств Российской империи без собственного органического статута; польское войско получило бы статус «западной» армии в составе вооруженных сил России 25 [22]. В то же время император рассчитывал снизить накал недовольства, связанного с цензурными ограничениями, дав указание Государственному совету Королевства подготовить для утверждения на будущем сейме проект закона о печати. Как отмечал И. Соболевский в мае 1820 г., царь принимал во внимание, «до какой степени этот проект, с одной стороны, предотвратил бы возрождение зла, призраки которого уже проявились, а с другой – сообразовался бы с пожеланиями обеих палат» 26.

Говоря о «призраках возрождения зла», Александр I имел в виду не только нарастание в это время в Европе революционных настроений, способствовавшее единению европейской реакции в Священном союзе. «Зло» нашло проявление и в России, в частности, в русской армии, свидетельством чего вскоре стал бунт в Семёновском полку. На революционную атмосферу ссылалось правительство Королевства, оправдывая свою цензурную политику, император же в речи на открытии сейма в сентябре 1820 г. предостерегал поляков от революционных порывов. Он напомнил, что вернуть полякам «столь славную свободу» удалось единственно при помощи «благотворных моральных принципов», и потому они должны, «со своей стороны, также придерживаться этих спасительных принципов». «Покажите вашей отчизне, – обращался он к собравшимся, – что опираясь на ваш опыт, ваши принципы, ваши чувства, вы сумеете сохранить, под щитом ваших прав, спокойную независимость и незапятнанную свободу […]. Покажите современникам, что эта свобода является подругой порядка и проистекающих от него благодеяний и что вы извлекаете из нее пользу, ибо умели и всегда будете уметь противостоять подстрекательствам злой воли и опасным примерам […], возбуждая ложную потребность в рабском подражании, злой дух покушается вновь утвердить свое злополучное господство. Он уже носится над частью Европы, уже множит там преступления и жестокие несчастья». Император считал требованием нового века, «чтобы основой и гарантией общественного порядка служили покровительственные законы», но подчеркнул, что тот же самый век «накладывает на правительства обязанность охраны этих законов от вредного влияния страстей, всегда неспокойных, всегда слепых». Он обращал внимание поляков на связанную с этим тяжелую ответственность: «Вам она велит неотступно держаться того пути, какой указывают вам ваше благоразумие и ваша честность. Мне же велит откровенно предостерегать вас перед опасностями, какие могут вас окружать, и заслонить от них […]. Наконец, она меня обязывает, чтобы предупредить сотворение зла и необходимость прибегнуть к сильнодействующим лекарствам, вырвать с корнем зародыши разложения сразу, как только бы они были замечены». После этих грозных предупреждений Александр I все же обратился к полякам со словами надежды: «В меру того, как крепнут братские узы, навечно соединяющие вас с Россией, в меру того, как вы проникаетесь всякими чувствами симпатии, которые сообщает вам память об этих узах, я открываю вам поприще, оно проложено и расстилается перед вами» 27.