Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Более серьезным препятствием оказался вопрос об организационно-правовой схеме управления воздушной линией. Насколько удалось установить, Политбюро никогда не принимало официального постановления о необходимости создания смешанного акционерного общества для советско-польской авиалинии по примеру советско-германской компании «Дерулюфт». Вероятно, такие указания были даны Кремлем в иной форме и позднее «легализованы» ссылкой на «прежнюю директиву Политбюро», либо «инстанция» придала старому решению о «Дерулюфте» смысл прецедента для последующих соглашений с другими странами.

Польская сторона предлагала иной способ организации сообщения – путем параллельного и поочередного обслуживания линии (система «пула» или «сообщества»), как это было принято на всех иных европейских линиях (в том числе, с участием немцев). По заключению польского Министерства коммуникации, отказ от этого общепринятого механизма в пользу советского варианта потребовал бы от Польши дополнительных расходов (около полумиллиона злотых) [1345]. Однако ознакомление польских специалистов с оборудованием московского аэродрома и организацией полетов советской гражданской авиации вызвало у них отрицательное впечатление и склонило к выдвижению компромиссной концепции создания постоянного согласительного и надзорного органа, способного регулировать вопросы, возникающие при параллельной эксплуатации линии ведомствами двух стран [1346].

Возникшие разногласия имели очевидную политическую подоплеку. 23 октября (вероятно, в связи с прибытием в Москву Филиповича) французский посол Ш. Альфан сообщил Литвинову о желании Франции принять непосредственное участие в организации и эксплуатации линии Варшава – Москва. Это предложение подтверждало пожелания, ранее высказанные Котом и Шомье и изложенные в записке Литвинова в Политбюро 21 сентября 1933 г. К тому же сообщение посла было сделано в преддверии доверительных бесед Литвинова с Поль-Бонкуром, в ходе которых впервые возникла тема возобновления франко-русского союза, направленного против Германии. Поэтому французское предложение не могло не вызвать позитивного отклика со стороны НКИД. Руководители Польши, напротив, опасались, что непосредственное франко-советское сближение приведет к умалению роли Польши и ослабит ее позиции в Центрально-Восточной Европе. Предложенная ими система «пула» должна была привести к зависимости французской стороны от договоренностей с Варшавой, тогда как советская схема смешанного общества открывала путь к трехстороннему соглашению.

Это разногласие выявилось уже 28 октября 1933 г. [1347], а на следующий день Ю. Бек в телеграфной инструкции поручил посланнику в Москве сопротивляться французско-советскому нажиму и отстаивать первоначально контуры двустороннего соглашения. Польские дипломаты полагали, что правительство Франции повело себя нелояльно и бестактно, не сообщив союзнице о намерении обсуждать с СССР устройство линии Париж – Прага – Варшава – Москва и были недовольны, что советская сторона с легкостью взяла назад предварительное согласие на двустороннюю договоренность с Польшей. Ю. Лукасевич предсказывал, что предпринятая Францией и СССР попытка оказать на поляков давление в этом вопросе, «несомненно, не будет последней» и что, «если мы уступим, то побудим наших западных друзей и восточного соседа к повторению этого эксперимента» [1348].

Другим аспектом политической дискуссии вокруг организации авиалинии являлось состояние германо-польских отношений. 25 октября Лукасевич со ссылкой на «известие из Варшавы» заявил Стомонякову, что «из-за Берлина» (где проходили переговоры о германо-польской воздушной конвенции) вопрос о советско-польском соглашении по авиалинии «стал очень актуальным» [1349]. Польская дипломатия пыталась таким образом ускорить начало деловых переговоров с руководителями гражданской авиации СССР, однако эта информация способна была лишь насторожить советское политическое руководство. Оно было информировано «из разных источников о том, что подготовляется заключение пакта о ненападении между Германией и Польшей» [1350], и опасалось, что Польша использует «советскую карту» для достижения modus vivendi с Германией в ущерб интересам Советского Союза. В этом контексте вариант смешанного общества свидетельствовал бы о серьезности сотрудничества Польши и СССР, тогда как нежелание поляков отказаться от система «пула» укрепляло подозрения, что они заинтересованы, прежде всего, в краткосрочном политическом эффекте от воздушного соглашения с Советами. Действительно, переговоры об установлении авиалинии между столицами Польши и СССР сопровождались слухами о налаживании между ними широкого военного сотрудничества. По утверждению советника немецкого посольства в Варшаве, такие слухи «усиленно распространяли» «поляки», и в Берлине складывалась «уверенность в том, что эти слухи соответствуют действительности» [1351].