Леонид Горизонтов - Парадоксы имперской политики - поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)

Важное значение в эпоху II Речи Посполитой имела школа М. Хан–дельсмана, ученики которого, в том числе С. Кеневич, развернули свою исследовательскую деятельность уже после 1945 г.

На рубеже 1940–1950‑х гг. терпит неудачу попытка перенесения на почву польской историографии советской модели: сохраняются старые кадры, а вместе с ними и столь существенная для развития науки преемственность, постепенно восстанавливаются контакты с зарубежными коллегами. В этих условиях рецепция марксизма имела свою положительную сторону 25, а советская школа польских исследований, знакомясь с научными достижениями соседней страны, получила возможность хотя бы немного приоткрыть «железный занавес».

Уже со второй половины 50‑х гг. были развернуты изучение исторического развития социальных структур и историко–правовые исследования. В рамках первого из названных направлений долгое время абсолютное предпочтение отдавалось центральным частям Польши, что вообще характерно для польской историографии. Значительно позднее, в 70‑е гг., ученые обратились к австрийскому и прусскому секторам, и лишь затем пришла очередь польского населения восточных провинций Речи Посполитой. Концентрированным итогом историко–правовых исследований интересующего нас периода стали третий и четвертый тома «Истории государства и права Польши», основными авторами которых являются соответственно З. Станкевич и К. Гжибовский (существенные дополнения в российские главы его тома внес Ю. Бардах). В обоих томах особо оговаривается положение поляков в Западном крае. Однако, далеко не все законодательство, связанное с правовым регулированием польского вопроса в Российской империи, нашло отражение в этом исключительно ценном издании и получило подробный комментарий 26.

Успешно изучалась польскими историками также проблематика общественной мысли (А. Валицкий, Р. Людвиковский, Т. Кизвальтер и др.). Специально следует отметить работы А. Шварца, посвященные непопулярному в польской историографии лагерю «угоды»*, и А. Нова–ка — о российской теме у ряда видных представителей противоположной политической ориентации 27.

Особое место принадлежит польским специалистам по российской истории XIX в. Профессионально владея проблематикой истории России, они при этом очень внимательны к ее польским аспектам. В их среде нет единства по вопросу о том, каким образом следует изучать польское присутствие в Империи. Л. Базылев утверждал, отчасти противореча собственной исследовательской практике, что дальнейшее накопление данных о судьбах отдельных людей не привнесет ничего нового в уже сложившееся видение общей картины 28. В. Сливовская стала инициатором исключительно трудоемкого, но обещающего взвешенные обобщения и надежные цифры коллективного проекта — биографического словаря поляков в России. Напомним, что к сходной цели шел в последние годы жизни В. А.Дьяков.

Представители польской исторической науки много сделали для развития различных областей всеобщей истории, региональных и сравнительно–исторических исследований. Высокий профессиональный уровень их трудов получил международное признание. Однако при изучении российско–польской проблематики эпохи разделов роль не только основного, но даже единственного мерила ценностей, как правило, отводится борьбе за национальную независимость. В 80–90‑е гг. предметом особого внимания польских ученых, прежде всего историков литературы и искусства, стали национальные стереотипы, феномены «валленро–дизма» (антигосударственная деятельность поляков–патриотов, именуемая так в память о герое поэмы А. Мицкевича) и «отсутствующих» — nieobecnych (бойкотирование всего русского) 29. После снятия цензурных запретов и лавины работ по новейшей истории появилась тенденция к перенесению реалий Гулага в дореволюционный период, не свойственная, кстати, современной российской историографии, питающей скорее склонность к конструированию дореволюционной идиллии. В свою очередь, сугубо мрачный колорит польской сибириады вполне соответствовал широко распространенным в прошлом столетии представлениям. Словом, обратившись к теме стереотипов, польская историческая наука сама отдала им определенную дань, изображая Польшу XIX в. то «сторожевым валом» Европы, то похожей на Древнюю Грецию, побежденную грубой силой Рима, но просветившую своих завоевателей.

* Ugoda по–польски — соглашение, примирение; угодовец — соглашатель, с точки зрения национально–патриотической традиции — изменник, ренегат.