Леонид Горизонтов: Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)

У подлинных истоков советской школы историков Польши стоит незаурядная личность В. И.Пичеты. В семинаре в прошлом репрессированного ученого приобщилась в 1939–1947 гг. к польской теме целая плеяда специалистов. Сформировавшийся как исследователь еще до революции, Пичета принадлежал к числу историков редкостно разносторонних. Его фонд в Архиве РАН хранит на удивление большое количество неопубликованных работ. В контексте наших интересов особенно заслуживает упоминания написанная целиком на основе архивного материала 1830–1840‑х гг. монография «Обзор деятельности Комитета западных губерний». Гораздо лучше своих коллег–современников Пичета умел видеть ценное и конструктивное в работах польских историков.

Однако, не питая иллюзий относительно идейно–политического заказа исторической науке, Пичета умел ориентировать своих учеников вполне прагматично. Об этом свидетельствуют воспоминания В. Д.Ко–ролюка о состоявшемся летом 1946 г. «пичетнике», который был посвящен долгосрочной программе славистических исследований. XIX веку в ней отводилось едва ли не ключевое место. Перед желавшими изучать Польшу через год после окончания войны «стоял выбор: либо проблематика, связанная с социально–экономическими и аграрными реформами, либо проблематика общественной мысли в польском обществе конца XVIII–XIX в.» 8. Как показал опыт развернувшейся в конце 1940‑х гг. работы над многотомной «Историей Польши», в изучении реформ историки концентрировались не столько на политической борьбе вокруг путей общественного развития, сколько на месте преобразований в формационных сдвигах, а общественная мысль сводилась преимущественно к программам леворадикального толка.

1950‑е гг., ушедшие на подготовку коллективного колосса в московском Институте славяноведения АН СССР, отвлекли историков от углубленных монографических разработок, но способствовали рас

ширению их кругозора. Лишь на рубеже 50–60‑х гг. предвиденный В. И.Пичетой приоритет утвердился в конкретно–исторических исследованиях отечественных специалистов. Ученика Пичеты И. С.Миллера менее всего можно упрекнуть в недостаточном знании предмета. Он отлично понимал важность того обстоятельства, что в XIX в. поляки не являлись для России «зарубежным народом», что, помимо революционных или, несколько шире, «прогрессивных», в обществе действовали и другие силы, что русско–польское взаимодействие выражалось не только в «дружественных» отношениях. «Именно революционные связи, — утверждал он тем не менее в середине 60‑х гг., — являются ключевой, определяющей линией русско–польских отношений во всех их проявлениях, во всех, включая и самые, на первый взгляд, далекие от политики сферы» 9.

Провозгласив революционные связи стержневым моментом совместной истории поляков и россиян, причем моментом для обоих народов заведомо позитивным, исследователи шли в общем русле историографии своего времени. Выбор приоритета был предрешен господством революционной парадигмы, а также характером отношений между правящими в СССР и ПНР партиями. Склоняли к нему и некоторые сугубо научные резоны: при великолепной обеспеченности источниками проблематика революционных связей оставалась слабо изученной, а их освещение в двух национальных историографических традициях не было свободно от тенденциозности. Крупномасштабные научно–публикаторские проекты, в которых основная поисковая и археографическая работа ложилась на плечи советских участников, начались с разработки рубежа 50–60‑х гг. прошлого столетия — периода, по–настоящему переломного в истории как Польши, так и России. Затем под руководством В. А.Дьякова исследователи обратились к эпохе 1830–1850‑х гг. Параллельно велось изучение народнического и, конечно же, пролетарского этапов освободительного движения, причем освещение последнего было ограничено самыми жесткими историко–партийными канонами.

С точки зрения научной целесообразности, учитывая полное запустение других исследовательских областей, революционный приоритет в польской теме практически исчерпал себя к середине 1970‑х гг., когда закончилась подготовка большого обобщающего труда «Очерки революционных связей народов России и Польши, 1815–1917». Этого нельзя сказать об архивных материалах — многое оставалось еще нетронутым, порождая соблазн продолжать прежние занятия. Отмечая в середине 80‑х гг. известное угасание за последние 15–20 лет интереса польских коллег к проблематике революционного сотрудничества, В. А.Дьяков высказывался за «расширение исследования этой важной и все еще не исчерпанной проблематики». Практически нет серьезных заявок на пересмотр приоритетов в историографических обзорах, написанных в 80‑е гг. 10. Позднее В. А.Дьяков, самый авторитетный специалист по истории российско–польских отношений XIX — начала XX вв., внес в свои взгляды ряд существенных попра