«Религиозный настрой „Новой Атлантиды“ имеет много общего с тем, что знакомо нам по розенкрейцерским манифестам. Это интенсивное христианское благочестие, но ориентированное не на разработку доктринальных вопросов, а на практическую благотворительность в духе розенкрейцерских братьев. Религия Новой Атлантиды пропитана иудаистско-христианским мистицизмом, подобно христианской каббале. Местные жители с уважением относятся к евреям; свою коллегию они нарекли именем Соломона и ищут Бога в природе. Их великая коллегия, занимающаяся научными изысканиями, есть порождение герметико-каббалистической традиции» (Йейтс 1999).
Казалось бы, специалисту, каким является Йейтс, должно быть известно, что христианство не имеет отношения к поискам «Бога в природе» и что христианские философы всегда выступали против пантеизма. Но Йейтс упорно пытается создать у читателя впечатление, что герметико-каббалистическая традиция находится в гармонии с христианством и в сущности есть ни что иное как «христианское благочестие», ориентированное на «практическую благотворительность» (Йейтс 1999).
Что касается Бэкона, то его взгляды в некоторых отношениях существенно отличались от взглядов «герметических магов». Прежде всего, Бэкон, по-видимому, не принимал основополагающий миф герметизма, согласно которому существует универсальное эзотерическое знание, которое передается от одного «посвященного» к другому. В розенкрейцерских манифестах существование такого знания рассматривалось как главная предпосылка предстоящей революции. Утверждалось, что раньше это знание сохранялось в тайне, потому что христианские народы были «не готовы» его принять. Теперь же, когда Реформацией все «подготовлено», розенкрейцеры призывали начать его дозированное распространение и воплощение в жизнь. Бэкон исходит из противоположной посылки: никакого готового знания не существует, его надо создавать, и заниматься этим должна специальная организация. Соответственно, главная цель Дома Соломона в «Новой Атлантиде» заключается не в извлечении знаний из древних источников, а в исследовании мира и создании нового знания . Именно в этом кардинальное отличие проекта Бэкона и от итальянских гуманистических академий XV века, и от обществ розенкрейцеровского типа.
Еще одна особенность взглядов Бэкона, которая позволяет говорить о нем, несмотря на его приверженность к оккультизму, как об одном из основателей современной науки, касается не столько содержательной стороны науки, сколько ее организационной стороны. Как уже говорилось выше, в эпоху Возрождения на смену средневековым религиозным университетам пришли гуманистические академии; параллельно формировались сетевые структуры интеллектуалов («Республика Учености», или «невидимый колледж») и тайные общества с концентрической структурой. Все это были негосударственные институты, действующие независимо от официальной Церкви и часто против нее. У Бэкона речь идет о создании легального института, тесно связанного с монархической властью и официальной церковной иерархией, и действующего в государственных интересах. Это – колоссальный шаг вперед, к созданию науки современного типа. Эти идеи Бэкона привели к появлению Королевского научного общества и способствовали последующему превращению Великобритании в ведущую мировую державу. В то же время бэконовский Дом Соломона имеет черты, которые сближают его с современным масонством. Прежде всего, эта организация представляет собой Орден, имеющий иерархическое устройство: высший уровень составляют «отцы» Дома Соломона; на следующем уровне стоят ученые, проводящие конкретные исследования; еще ниже – послушники, ученики и слуги. Такая же трехуровневая структура была принята впоследствии в Великой Ложе Англии и во всем «регулярном» масонстве. В научном ордене Бэкона переход индивида на более высокий уровень происходит в результате решения, которое принимается на этом уровне, то есть путем кооптации. По сути дела, такая же процедура имеет место в науке при присвоении ученых званий и в масонстве при повышении масонских степеней.
Вторая черта Дома Соломона, сближающая его с масонством, состоит в том, что, имея поддержку правительства и влияя на государственную политику, эта организация неподконтрольна правительству (члены Ордена сами решают, что сообщать ему, а что не сообщать); о контроле со стороны общества речь вообще не идет. При этом Бэкон многократно сравнивает Якова I с царем Соломоном, давая тем самым понять, что организация, к созданию которой он призывает, должна находиться под защитой короля и, более того, возглавляться королем. В последующем именно так и обстояло дело с английским масонством. Высшим Мастером Великой ложи Англии становился король или член королевской семьи, хотя реальное управление масонством находилось в руках других людей. После смерти Якова I в Англии стало усиливаться влияние пуритан, и это позволило многим из тех, кто боролся на материке с католической Церковью и с Габсбургами, найти в Англии убежище от преследований. В 1630 году в Лондон вернулся Хартлиб, вместе со своими друзьям из Пфальца, Богемии и Польши. «К тому времени, – пишет Йейтс (1999), – он уже имел четкое представление о своей жизненной миссии, заключавшейся, по его мнению, в том, чтобы предпринимать неустанные попытки организации филантропических, просветительских и научных обществ, спаянных между собой интенсивным, хотя и „незримым“ (в смысле его несектантского характера) религиозным чувством».
Читать дальше