Эдуард Просецкий - Искушение Агасфера

Видимо, развевающаяся ткань мешала ей, цепляясь за ветви, и девушка в конце концов повесила ее на изгородь, возведенную над обрывом Кедрона.

Сильный порыв ветра неожиданно сорвал невесомое покрывало, и оно, трепеща в кружении, пролетело над струящимся потоком и опустилось у самых ног Агасфера, словно бы поудобнее укладываясь шевелением краев.

Из сада донеслись весело-встревоженные крики: обе девушки, в нетерпении пританцовывая у калитки в ограде, зазывно махали Агасферу руками и мило гримасничали.

Он в радостном рвении подхватил с земли накидку, мимоходом поразившись исходящим от нее ароматам, и метнулся к воде.

На береговой обрыв он карабкался, цепляясь за кусты и выступающие узловатые корни деревьев, а когда передавал через решетку калитки покрывало хозяйке, – сумел различить лишь ее сияющие изумрудные глаза и необыкновенной белизны кожу; красота девушки так ослепила и оглушила его, что Агасфер толком не рассмотрел ее черт и не расслышал имени, которым назвалась незнакомка, поблагодарив за услугу.

Поощрительно коснувшись маленькой ладошкой его плеча, облепленного мокрой одеждой, она со смехом убежала в глубь сада вместе с молоденькой служанкой-иберийкой.

Оставшись один, Агасфер ощутил, как пронзило его неведомое ранее сияние, сделавшее тело счастливо-невесомым, и ему показалось, что если сейчас оттолкнется от обрыва – с легкостью парящей птицы перелетит на другой берег Кедрона.

– Пойми, эта девушка не для тебя, хотя у тебя высокое происхождение и ты гордишься своим греческим именем, – говорил Иосиф, когда вечером они пили вино в каморке Агасфера. – Такой бриллиант требует дорогой оправы, а что есть у тебя? Тебе скоро тридцать, но ни крыши над головой, ни потомства, ни богатства. Для домовладельца ты слишком неприхотлив, для отца семейства слишком весел, а для богача имеешь слишком углубленный и непрактичный ум, который стремится заглянуть за грань дозволенного. Что же касается твоего высокого происхождения, то оно лишь воспаляет твою гордыню. Мой отец был сапожником, и мой дед был сапожником, они передали мне ремесло да еще научили читать и писать. Я живу спокойно, как птица, которая имеет гнездо на той ветке, которая ей отведена. Лучше бы ты не знал о своем происхождении.

– Разве помнить о своих предках – это дурно? – обиделся Агасфер. – В Александрии мой дед Иаков поставлял ткани и драгоценности самой Клеопатре, и тому есть письменные свидетельства. Но завистники разграбили и сожгли его дом, они не могли смириться с тем, что еврей приближен ко двору императрицы… Мой отец Захария бежал после этого в Иерусалим с женой Ханной и жалкими крохами от богатства деда, умершего от нервного потрясения…

– Я не подвергаю сомнению твое высокое происхождение, Агасфер, – примирительно произнес Иосиф. – Но не надо всякий раз рассказывать о нем, когда мы пьем вино.

И в самом деле, печальная история некогда знатного рода, которому, видно, суждено было окончательно заглохнуть на Агасфере, была ему хорошо известна: в Иерусалиме Захария занял пустующую лачугу в Нижнем городе, и на скудные средства отца открыл крохотную пекарню. А к тому времени, когда его беременная жена должна была родить Агасфера, достигла своего апогея слава тогдашнего правителя Иудеи Ирода, который угождал римлянам, воздвигая статуи императора Августа, и иудеям, обещая перестроить Иерусалимский храм по новому грандиозному плану. Льстецы уже объявили его предсказанным пророками Мессией, но тут случилось явление Вифлеемской звезды, благовествующей о рождении подлинного Мессии. Явившиеся к Ироду волхвы простосердечно попросили его помочь в поисках младенца. Тот отправил их в Вифлеем, и вскоре по приказу правителя началась страшная резня новорожденных… Ханна тайно разрешилась от бремени в подвале пекарни, но вскоре после родов умерла. Безутешный Захария, похоронив ее, скрывал сына в подземелье и вскармливал козьим молоком. Выйдя, наконец, на волю, Агасфер трудно привыкал к свету божьего дня, а позже стал постигать и свет знаний у равви Авраама. Он преуспевал в освоении грамоты, но оказался для Захарии плохим подмастерьем, так и не сумевшим понять пекарное дело.

Захария, рано лишившись жены, пристрастился к любви доступных женщин и однажды, возвращаясь ночью от одной из подружек, получил смертельный удар ножом в бок неподалеку от Силоамского источника, вместе с жизнью лишившись и фамильного перстня с александритом, передаваемого в их роду по наследству.