Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

В серьезных делах по обвинению в «слове и деле» стандартно использовали разные виды пытки: кнут, встряски на дыбе и огонь, и, как и в делах о колдовстве, судьи иногда проводили больше обычных трех пыток. Например, в 1627 году обвиняемый вынес 100 ударов кнутом при десяти встрясках, его трижды подвешивали над огнем, но все равно он не дал показаний, которых хотели судьи. Когда его жгли в четвертый раз, он признался. В 1626 году обвиняемый подвергся пяти пыткам, в том числе кнутом, горячими клещами, и мало того – ему сожгли один палец на ноге. В деле, длившемся в 1638–1639 годах, мужчина вынес восемь пыток, из них три огнем. В 1659 году воевода доносил, что провел с особенно упорным заключенным восемь пыток, из них три с огнем [414].

В этих делах много страха и страданий. Один обвиняемый по уголовному делу признался, что выдумал «слово и дело», боясь более жестокой пытки; другой оклеветал человека, чтобы его самого перестали пытать. Зачастую пытка не приносила ожидаемых результатов. В 1635 году группа высокопоставленных следователей приехала из Москвы в Новгород, чтобы расследовать обвинения в тайном сговоре с врагами-литовцами, в который якобы вступили люди местного архиепископа и близлежащий монастырь. Допросы шли несколько месяцев, десятки людей отвечали на вопросы, а некоторые были подвергнуты пытке. Церковный статус не спасал от дыбы. Двое монастырских служек, два иеродьякона, два старца и даже архимандрит монастыря пережили многократные пытки кнутом, огнем, встрясками. Следователей не волновало, что двое обвиненных – старики восьмидесяти лет, слепые и слабые. Одного мужчину пытали, считая, что он симулирует потерю сознания, но за все время мучений он так и не пришел в себя. Следователи доложили в Москву, что один человек умер во время пытки. Доказать измену им так и не удалось [415].

Все же злоупотребления при расследованиях «слова и дела» не были систематическими. Москва аккуратно, пошагово прописывала действия своих следователей и местных судей и требовала отчетов о результатах каждого этапа. Так в 1627 и 1629 годах два воеводы отправили в центр распросные речи и запрос на разрешение использовать пытку. В другом деле 1629 года болховский воевода допрашивал узника, который заявил о «слове и деле». Воевода отправил показания в Москву и получил указания проводить пытку и выяснить, не было ли в действиях обвиняемого измены, других преступлений и были ли сообщники [416]. В 1629 году в деле о крестьянах, которые несколько раз переходили западную границу и возвращались обратно, местные воеводы допросили их и ожидали указаний из Москвы. Им приказали допросить обвиненных по отдельности «у пытки» (при виде пыточных инструментов), а затем пытать. Главных подозреваемых вызвали в Москву, допросили в Разрядном приказе, а затем отдали дело на решение царю. Только по царскому распоряжению подозреваемого пытали второй раз. В 1644 году местный воевода доложил о трудностях: обвиняемый отказывается говорить и на устных допросах, и когда воевода приказал его «поднять на пытку» (но еще не пытать). Воевода писал в столицу: «Пытать я его без твоего государева указу не смел». Из Москвы пришло распоряжение: обвиняемый должен записать свой рассказ на бумаге. Если он откажется, следует показать ему инструменты пытки. Если это не поможет, тогда разрешается перейти к пытке. Судья выполнил эти пошаговые инструкции и доложил итоги первой пытки – тогда ему прислали разрешение провести вторую. В материалах дела 1638 года записано, что, когда судья показывал обвиняемому пыточные инструменты, то зачитывал вслух царский приказ [417].

Государство прибегало к суровому насилию, несмотря на то что обвинения в «слове и деле» часто оказывались голословными. Поэтому неудивительно, что суды забывали обо всех ограничениях, когда расследовалось открытое восстание. Мы обсудим кары за восстание в главе 16, здесь же рассмотрим только применение пыток. Собрание документов о городских восстаниях 1648 года показывает, что пытку использовали очень часто. Царь Алексей Михайлович приказал всем боярам посещать проходившие в Москве пытки. Двух зачинщиков пытали по крайней мере дважды, устраивали очные ставки, били кнутом и жгли огнем. Один из них получил 33 удара кнутом на первой пытке и 16 на второй. В Курске по меньшей мере сорок обвиненных (среди них 20 крестьян, 10 стрельцов, один сын боярский, губной староста и другие) были допрошены под пыткой кнутом и огнем. В Устюге Великом под пыткой были допрошены более семидесяти пяти мужчин и женщин и еще многих допросили без пыток; от мучений умерли один крестьянин, один горожанин и два стрельца [418].