Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

С точки зрения идеологии Петр Великий предъявлял более серьезные претензии на абсолютную власть, чем его предшественники. Позаимствовав максиму европейской абсолютистской мысли «ибо Его Величество есть самовластный Монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен; но силу и власть имеет свои Государства и земли, яко Христианский Государь, по своей воли и благомнению управлять» [1062], Петр претендовал на власть, не ограниченную традициями христианского благочестия. Законы его времени отражали безличное представление о государстве, воплощенное в понятии «государственного интереса». Имплицитно подразумевавшееся в законах с 1497 года, оно было сформулировано в указе 1714 года («многие говорят… не разсуждая того, что все то, что вред и убыток Государству приключить может, суть преступления») и в военной присяге в Артикуле воинском 1715 года («и ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества, или его войск, такожде его государства, людей или интересу государственного что услышу или увижу, то обещаюсь…») [1063]. Добавив лихоимство чиновников как «третий пункт» к вопросам, с которыми можно обращаться к государю (в дополнение к первым «двум пунктам» угрозы здоровью монарха и бунта и измены), он не только утверждал безличную судебную иерархию, но также подчеркивал «государственный интерес» [1064]. Различая преступления против «государственного интереса» и «партикулярные прегрешения», от которых страдали только частные лица, петровский закон еще больше утверждал безличность государства. В то же время сохранялся теократический фундамент государственной легитимации, и особо тяжкие преступления против религии продолжали преследоваться как государственные преступления [1065]. Ритуалы казни за преступления против государства создавали возможность продемонстрировать такую всеохватную государственную власть. В этой главе завершается изучение роли смертной казни путем анализа наказаний за наитягчайшие преступления в XVIII веке; в ней не рассматриваются все возможные случаи в мельчайших деталях судебной процедуры, а проверяется парадигма Фуко о «зрелищах страдания» на российских реалиях.

Еще до своего путешествия в Европу Петр усилил жестокость и театральность публичных казней, возможно, на основе информации, полученной им от некоторых европейских офицеров (в том числе Брюса, Гордона и Лефорта), с которыми он подружился в юношеские годы. Например, Петр руководил двумя жестокими казнями в 1690-е годы, незадолго до того как отправился в великое посольство в Европу. Суды по таким важным делам осуществляли боярские комиссии, но Петр проявил личную заинтересованность, как в случае с Якобом Янсеном, перебежавшим с русской службы к туркам в ходе Азовского похода в 1696 году. После жестоких допросов в сентябре того года Янсена приговорили к колесованию, причем это был первый случай, когда такой вид казни упоминался в русской практике. В приговоре было указано, чтобы его кости были сломаны на колесе, затем его должны были обезглавить и водрузить его голову на колесо; части тела должны были отправить в мертвецкую для нищих, преступников и брошенных трупов («убогий дом») – обезличивающая и позорная смерть [1066].

Еще ужаснее был случай думного дворянина и бывшего стрелецкого полковника Ивана Циклера в феврале – марте 1697 года, признанного виновным в заговоре против царя. Судебный процесс, проходивший в Преображенском приказе под руководством боярина Льва Кирилловича Нарышкина, дяди царя Петра, был жестоким: многочисленные пытки привели к новым разоблачениям и в конце концов к смертным приговорам для шести человек. Казнь самых важных – Циклера и окольничего А.П. Соковнина – была беспрецедентной по публичности и жестокости: объявления были опубликованы за два дня, чтобы собрать большую толпу. Приговор царя Петра, утвержденный боярами, был вынесен в Преображенском приказе 4 марта. В тот же день приговоренных четвертовали, а головы отвезли на Красную площадь и выставили напоказ на специально построенном каменном столбе с железными табличками, на которых были написаны их преступления. В современном этому событию рассказе Джона Перри отмечено, что они там оставались «до тех пор, пока наконец с прекращением морозов, зловоние стало до такой степени противно жителям, что туловища эти приказано было убрать и бросить в общую яму, вместе с телами мошенников и воров». Описание их преступлений должны были читать вслух в столице и всех крупных городах [1067]. Казнь включала чрезвычайно многозначительный акт символического насилия. Поскольку большинство осужденных вместе с Циклером и Соковниным были стрельцами, их заговор был связан с возглавляемыми Милославским стрелецкими бунтами 1682 и 1689 годов. Поэтому Петр приказал выкопать тело Ивана Михайловича Милославского и положить его у плах, на которых были обезглавлены Циклер и Соковнин, так что их кровь капала на лицо трупа. Затем он приказал изрубить тело Милославского на куски и закопать их под инструментами пыток. Год спустя, когда он, находясь в Европе, получил известия о стрелецком бунте в Москве, Петр заявил, что «семя Ивана Михайловича растет» [1068].