Ужасающее насилие применялось к предателям, даже среди родственников самого царя. Судебное преследование сына Петра Алексея за измену хорошо известно. С февраля 1718 года, после того как Алексея вернули из Вены, куда он сбежал, всех причастных систематически допрашивали, в том числе первую жену Петра и мать Алексея, заточенную в монастырь Евдокию Лопухину. Пыткам были подвергнуты ее брат Авраам Федорович (он перенес три пытки и признался, что замышлял заговор против Петра), ее духовники, женская свита и предполагаемый любовник Семен Глебов. 5 марта суд вынес приговоры разной суровости: Авраама Лопухина отправили в Санкт-Петербург для дальнейшего расследования; четверо мужчин, включая Глебова, были приговорены к смертной казни; еще двадцать восемь человек, в том числе две служанки, были приговорены к телесным наказаниям. Саму Евдокию сослали в далекий монастырь на севере [1082].
15 марта 1718 года огромная толпа – по словам Вебера, там было «от двухсот до трехсот тысяч душ» – собралась на Красной площади ради трех казней. Они состоялись возле стены, ради демонстрации отрубленных голов и частей тел, как описано в начале этой главы. Семена Глебова посадили на кол – это был практически беспрецедентный в российской судебной практике случай, но исторически связанный с изменой. Один иностранный очевидец предполагает, что Петр надеялся, что мучительная медленная смерть заставит Глебова (который отрицал все преступления, кроме любовной связи) сознаться и сообщить больше информации. Но, согласно этим воспоминаниям, Глебов не поддался Петру. Он умер на следующий день, и его тело водрузили вверху столба. В тот день были обезглавлены еще один или два человека. Два дня спустя лишенного сана архиепископа Ростовского Досифея, одного из духовников Евдокии, колесовали, а потом обезглавили. Его тело сожгли, что стало еще одним очистительным видом казни, которой подвергли человека, некогда связанного с духовной властью; его голову выставили на обозрение на столбе. Петр подверг это событие огласке, опубликовав манифест со смертным приговором в 1940 экземплярах [1083].
В то же время (с февраля по апрель 1718 года) сторонников Алексея Петровича допрашивали в Москве. Одной из первых жертв стал Александр Васильевич Кикин. Сторонник Петра со времен «потешных» полков, Кикин примкнул к кружку царевича около 1713 года. Его арестовали в начале февраля 1718 года; подвергнутый пыткам 11 и 18 февраля и 5 марта, он признался, что помогал Алексею спланировать побег в Вену. Хотя, как говорят, царица Екатерина заступилась за Кикина, суд приговорил его к колесованию. Это произошло в тот же день, что и казнь бывшего архиепископа Досифея; единственной милостью, которую заслужил Кикин, было то, что его обезглавили на второй день после мучений, после того как он, согласно Плейеру, умолял Петра об этой милости. Голова Кикина была выставлена на стене на Красной площади вместе с прочими [1084].
По мере того как расследование набирало обороты весной 1718 года, его центром стал Санкт-Петербург. Сам царевич неоднократно подвергался пыткам, и Сенат приговорил его к смерти 24 июня; он умер через два дня в тюрьме до того, как относительно казни могли быть приняты конкретные решения. Продолжилось судебное преследование Авраама Федоровича Лопухина, бывшего шурина Петра, признавшегося после нескольких этапов пыток в июне в том, что он надеялся, что против царя поднимется народный бунт. Сенат заслушал это дело: 9 августа Лопухин получил очную ставку со своим обвинителем в Сенате, 28 октября его пытали в присутствии сенаторов, очередной этап пыток последовал 1 ноября. На основе полученных данных Сенат признал его виновным и вынес смертный приговор 19 ноября.
Лопухин и четверо из свиты Алексея Петровича были казнены в декабре 1718 года у Троицкой церкви за пределами Петропавловской крепости. Вебер описывает массовое зрелище («туда стеклось огромное количество зрителей»), в ходе которого пятеро были казнены, а четверо других помилованы, подвергнуты бичеванию и искалечены. Пятерым казненным была дарована милость: приговоренных к колесованию, их вместо этого обезглавили. Рассказ немецкого посланника Вебера отчасти раскрывает детали ритуала, в том числе отсутствие «последнего слова»: «Один из них – поляк, служивший у царевича переводчиком, – претерпел свое наказание с величайшей неохотой и трусостью, его даже не могли заставить раздеться, пока с него не сорвали одежду силой. Но все русские подчинились своей судьбе с большим смирением, а казненные ожидали своей очереди с пылкой молитвой, ничего не говоря зрителям».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу