Степан Злобин - Салават Юлаев

Возле пристани вечно искало себе пропитания множество всякого сброда "работных людишек" - бурлаков и грузчиков, многие из которых оказывались крепостными беглецами с заводов и рудников, и случалось, нагрянувшие с заводов облавою воинские команды хватали тех из них, кто не успел проворно скрыться, их тут же заковывали в колодки и в цепи и увозили в горы, по прежним местам.

В пристанском городке не было ни коменданта, ни городничего. Самым большим начальником тут стоял отставной гусарский поручик, а ныне в гражданской службе - асессор Богданов. Ему подчинялись пристанские приказчики, писаря, переводчики, плотники, грузчики, лоцманы. Даже офицеры воинской команды считали его своим начальником, хотя и в штатском звании.

На Богданова-то и возложил губернатор в первые же тревожные дни сбор "ясашных инородцев", высылаемых на службу против Пугачева.

На пристани как раз наступала та глухая пора, когда все заранее заготовленные товары были уже отправлены на низовья, а новых еще приходилось ждать не ранее санного первопутка.

В эти месяцы жители городка, включая солдат, прилежно занимались поисками посторонних прибытков: мочили и дубили кожи, скупали мед, воск и шерсть, охотились по осенней тяге на птицу, ловили, солили рыбу... Сам господин асессор был любителем лошадей и овец, которых он за лето скупал у башкир, а к осени гнал на продажу в Уфу и в Самару. Обычно он сам выезжал со своим табуном лошадей в Уфу, где проводил время в отдыхе до первопутка, когда наступало зимнее оживление на пристани, - начинали возить паклю для конопатки судов, смолу, пеньковые и мочальные канаты, железо и медь с заводов и, наконец, тянулись обозы с солью. Тогда же приступали к зимним заготовкам леса для постройки судов.

Развлечением служили чиновникам медвежьи и волчьи облавы да карточная игра.

Раздосадованный невозможностью выехать с пристани, Богданов принял участие в общих осенних развлечениях: соревнуясь одна с другою, попадья и офицерские и приказчичьи жены варили пьяную медовую "кислушку", и каждый вечер в другом доме все собирались "пробовать" ее с вечера до утра - где с инбирем, где с корицей, где с мускатным орехом, с изюмом...

Шли осенние дожди, стояла грязь.

Высланные для набора "инородцев" команды не возвращались.

Асессор сначала считал всего лишь досадной помехой своему ежегодному отдыху появление самозванца и губернаторское поручение о приеме на пристань "инородческих" команд. Но вдруг он был ошарашен слухом о том, что Оренбург оказался в осаде от самозванца, а вслед за тем прискакал гонец с отчаянным письмом генерала Кара{202}, старого знакомого, с которым асессор не раз проводил ночь за карточным столом.

"Милостивый государь, Петр Степанович! - писал генерал асессору. Волею государыни назначен я к подавлению самозванца, для чего по редутам и крепостям Самарской линии набраны мною гарнизонные инвалиды. Двое из оных кавалеров пронзили меня любопытным признанием, что были в походах еще с государем Петром Великим. После сего не удивлюсь встретить таких, что с царем Иваном Васильевичем Грозным брали Казань{202}.

Его превосходительство господин губернатор Рейнсдорп{202} писал ко мне, что в помощь мне набирает инородцев. Что же, славное войско - спокон веков наяву и во сне только и мыслят о мятежах. Однако же крайность мою поймете, когда скажу, что молю Христом-богом и сих язычников ваших хоть сотен пять прислать поскорее. Промедление смерти подобно!"

И только теперь, прочитав письмо Кара, Богданов понял, что дело нешуточно, только теперь он почувствовал всю великую важность возложенного на него поручения.

На улицах городка и на площади перед управлением пристани скопилось несколько сотен иноплеменного войска.

За городком по берегам Ашкадара, Стерли и Белой паслись гурты овец, табуны коней, дымили костры, на которых воины варили себе пищу.

С улицы в канцелярию доносилось все время протяжное, назойливое татарское пение.

- Лейкин! - нетерпеливо окликнул асессор одного из своих писарей.

Тот готовно вскочил, чувствуя, что начальник сильно не в духе после вчерашней "пробы" кислушки у попадьи и после письма Кара.

- Насмерть ведь так изведут, окаянные! - страдальчески морщась и будто бы затыкая пальцами уши, сказал асессор. - Разгони-ка их всех из-под окон. Чего им на улице делать - по берегам места хватит.

- Нельзя их из улиц погнать, Петр Степаныч, - возразил поручик, сидевший за соседним столом. - Под каждым кустом вокруг пристани рыщут лазутчики самозванца.