Степан Злобин - Салават Юлаев

Если бы не были скованы руки и ноги, он бы бросился один на любые великие полчища, пусть его растоптали бы, растерзали в клочья, но он не стерпел бы позора и унижения... Если бы не был забит его рот, он кричал бы слова проклятий так, что мертвые встали бы из гробов и заново взялись за оружие...

В Казани Салавата поставили перед генерал-поручиком Потемкиным, который писал ему последнее увещевание о покорности.

- Письмо мое получил? - спросил генерал.

- Получил, - глухо сказал Салават.

- Вот видишь, сам себя погубил. Я тебе обещал, что будешь помилован, вор. Такой молодой, а теперь тебе казни ждать, смерти... Понял?..

Салават отвернулся, молчал.

- Кто тебя удержал от покорности и послушания государыне? Кто не велел явиться ко мне с повинной?

- Сердце мое, моя честь. Я бригадир государя, а не изменник, - гордо сказал Салават.

- Твой "государь" был вор и разбойник, обманщик и самозванец. Ему отрубили руки и ноги, потом башку... Понял, вор?!

Салават опять отвернулся и промолчал.

В Казани показывали Салавату десятки людей. Среди них было много знакомых лиц. Иные из них называли его по имени. Другие твердили, что никогда не видали его, не знают, не помнят. Сам Салават не признал никого из этих людей. Казалось, он знает и помнит всего одно слово: "Бельмей"...

И вот пошла снова дорога... Только на третий день Салават догадался, что его везут не назад, не в Уфу, а куда-то вперед, еще дальше Казани, может быть, в Петербург, в Москву, куда так рвался сердцем Казак-падша{478}. Он сказал тогда Салавату: "Приедешь ко мне в Петербург..." Вот и едет за ним Салават, по его дороге, может быть, на тот же кровавый помост, на котором срубили голову государю... На царскую плаху...

И Салават ощутил великую гордость оттого, что враги в своей злобе равняют его с государем, которого он так любил и который был ему ближе родного отца...

Вот мелькнуло среди разговора конвойных слово "Москва".

Как говорил о Москве царь Пугач! Он говорил, что тут сердце его народа, что тут его правда и слава.

Сколько тут русских мечетей! Высокие каменные минареты, большие дома, дворцы, колымаги, кареты, пестрые толпы людей, тройки со звонкими бубенцами...

И никому тут нет дела до безвестного арестанта, которого везут на санях по улицам. Может быть, люди его принимают за простого грабителя и убийцу, никто не думает, что он в двадцать лет был уже бригадиром, вел войско, брал крепости, что его, Салавата, враги прозвали Грозою Урала...

Как перед тем в Казани, как еще раньше в Уфе, так и здесь его поместили в каменный сырой каземат с железной решеткой в высоком окне.

Как перед тем в Казани, в секретной комиссии генерала Потемкина, так и здесь, в Тайной экспедиции Сената{478}, у обер-секретаря господина Шешковского, перед которым трепетала Россия{478}, называя его "заплечных дел обер-мастером", Салавата представили на допрос...

Двое гренадеров под рост Салавату ввели его в комнату, где за столом заседали надменные чиновники. На главном месте сидел маленький старичок со звездой на шее, который с брезгливостью осмотрел колодника с головы до ног.

Салават гордо вздернул голову. В его молодых глазах зажегся огонь... Смерть так смерть - все равно ничего другого не будет. Плюнуть врагам в лицо, крикнуть им правду о том, что они палачи народа, излить всю ненависть к ним...

Они совещались между собою вполголоса, как будто здесь не было Салавата. Верно, составляли хитрые планы, как подстроить ему ловушку...

"Как бы не так! - вдруг решил Салават. - Довольно быть мальчиком. Здесь идет битва за жизнь Салавата, а в битве бывает нужна не только отвага - и хитрость! Крикнуть им в рожу вызов - это значит выдать себя головой, а мы еще будем бороться!.."

Хотя Салават и мог говорить по-русски, но Шешковский и его чиновники, допрашивая многих башкир, привыкли к тому, что с ними нужно говорить через переводчика. Так же обратились и к Салавату. И он не выдал себя. За время, пока переводчик, подбирая башкирские фразы, передавал вопросы чиновников, Салават обдумывал свой ответ.

- Как ты пристал к самозванцу Пугачеву? - спросил сам Шешковский. - Чем он тебя прельстил?

Хотелось сказать, что он прельстил правдой, доброй любовью ко всем народам, но Салават, смирив свою гордость, сказал, что Овчинников взял его в плен, когда он шел с сотней башкир к генералу Кару по указу начальства.

- Башкирам как было противиться с луками против пушки, одной только сотнею против тысячи казаков?.. - заключил Салават.