Степан Злобин - Салават Юлаев

Юлай погрозил ему ножом, которым обрезал веревки.

- Спаси тебя бог, господин старшина! У меня уж работать будут! Я их проклятое семя... - приказчик при этих словах привычно взялся за пояс, где постоянно висела плеть. Юлай понимающе усмехнулся и протянул ему плетку.

Приказчик жадно схватился за плеть, но смелый посланец Пугачева резко метнулся меж ними и перехватил ее.

- Не моги! - крикнул он Юлаю.

- Бесстыжие очи, приказчика ставишь над нами?! - воскликнул Сысой.

- Указ государев слыхал?! - закричали рабочие, подступая к Юлаю.

Бухаир мигнул сотнику Айтугану позвать людей и шагнул вперед.

- Постойте! Какой указ? Кто читал? - спросил он.

- На, читай! - и, выхватив из шапки замусоленную бумагу, пугачевский посланец протянул ее Бухаиру.

- Заводчиков и приказчиков вешать - там писано! - подсказали из толпы.

- Кто верных слуг государя обидит, того казнить! - подхватил другой голос.

- Не мешай! Сам читаю! - остановил Бухаир, рассматривая бумагу и выигрывая время.

- Шапку скинул бы, писарь! Грамоту ведь сам государь составлял! - не стерпел Сысой.

Бухаир через головы рабочих увидел входящего Айтугана с гурьбою вооруженных воинов.

- Вот слова твоего государя! Мы сами себе теперь государи! - воскликнул он и разорвал манифест.

- Братцы! Да что же то творится?! Робята! - в негодовании воскликнул Сысой.

Рабочие сбились плотнее в кучку. Посланец Пугачева схватил с поднесенного заводчиками блюда саблю и бросился на Бухаира, но в тот же миг сзади его ухватили за руки, навалились на плечи. С десяток пик направились остриями на заводчан, оттесняя их в угол конторского помещения.

- Повесить этого парня, - приказал Бухаир.

- Старшина, не балуй! - с угрозою обратясь к Юлаю, сказал Сысой. Народ разошелся за правду драться. Ты с нами так-то беды наживешь!.. Али крови великой хочешь?..

- Повесить его, Айтуган! - указал Бухаир на смелого пугачевца, которого двое башкир теперь успели связать.

- Постой, Бухаир, - остановил Юлай. - Кто тут все-таки главный, сказать-то, я или ты? Я не сказал ведь - повесить!..

В этот миг возле конторы завода послышались крики, кто-то стремглав ворвался в дверь и, задыхаясь, крикнул с порога:

- Войско!.. Конное войско!..

Все, смятенные этой вестью, остановились и на мгновение замерли.

Только что Юлай объявил, что навеки отвоевали назад землю, - и вдруг все пошло прахом... Отдать свой завод?! Отдать назад, не разрушив его, чтобы заводчики продолжали свое дело?! Нет, отстоять от врагов эти земли любою ценой!..

- По коням! - закричал Юлай. - К бою, башкиры!

Крик его подхватили сотники и десятники, этот клич отдался в заводском дворе, по поселку, и заводские работные люди, еще не знавшие о том, что произошло в конторе, бежали к оружию, чтобы вместе с башкирами отстаивать завод от надвигавшегося врага.

- Бухаир, смотри, чтобы все изготовились к бою, - сказал Юлай.

Воины вышли вслед за Бухаиром. Приказчик подошел и хозяйским движением взял свою плеть, но тут на него навалились рабочие.

- Вяжи его, братцы! Чей там завод ни случись, а злому волку во стаде не быть!

И его связали, поволокли из конторы. Юлай не вступился.

- Юлай-агай, там свои! Башкирское войско идет! - сообщил старшине прискакавший вестник.

Радостный гул возрастал по всему заводу. И сквозь общий гул голосов издалека прозвучала песня. Юлай узнал этот голос. Его голос!.. Сын!.. Его песня!..

Сын Юлая Сулейман вбежал в контору.

- Атай! Салават пришел! Большущее войско привел!

И чтобы скрыть слезы радости, Юлай повернулся к востоку и закрыл лицо, словно бы для благодарственной молитвы за встречу с сыном. До слуха его уже доносились отдельные голоса, восклицания, крики оживления и радости... Гул голосов приближался к конторе... Вот-вот он вольется в ее стены, в уши, в грудь, в сердце Юлая...

И вот подъехал к конторе Салават в ратном доспехе, как воин Аллаха. Сабля его как разящий меч Азраила, богатырский лук Ш'гали-Ш'кмана при нем, глаза его сияют, только крыльев не хватает его коню, но вместо крыльев его Тулпара несет песня... Вон как ликует народ, встречая его, этого мальчика, сына Юлая...

Старшина Юлай, военачальник, отец, полковник государя, вдруг сам оробел перед этим юношей и почувствовал себя сгорбленным.

"Что я - боюсь его?!" - с возмущением остановил сам себя Юлай, и, придав лицу своему веселое и развязное выражение, он свободно шагнул навстречу Салавату, вошедшему в комнату.

- Дождались, атай! - жизнерадостно воскликнул Салават, протянув для объятия руки.