Андрей Воронов-Оренбургский - Железный поход. Том пятый. Дарго

– Прочь, дьявол! Будь проклято твое имя! – Воронцов с силой захлопнул страницы, бросил Коран на бюро, словно пальцы его обожгли языки пламени. Видение как будто исчезло, но граф физически продолжал испытывать пугающую, необъяснимую зависимость от этого жуткого человека. Воронцову казалось в этот момент, что его связывал с Шамилем прочный незримый жгут отношений, который все крепче и гибельнее перетягивал его одряхлевшее сердце.

…За подсвеченной солнцем парусиной мелькали темные силуэты егерей, драгун и казаков – хвостатые каски, папахи, штыки и пики; слышалось командное зыканье ротных и батальонных командиров… а его сиятельство никак не мог отдышаться, избавиться от витавшего перед ним тягостного наваждения. Воронцов по-прежнему видел эти немигающие глаза, в которых не было места состраданию и милосердию, в которых гнездилось лишь хищное чувство удачи, погони, смертельного риска и непримиримой ненависти ко всему христианскому миру. Он вновь различал эту твердую складку губ, будто высеченную в граните резцом каменотеса, в уголках которых читалась знакомая насмешка и вызов ему – главнокомандующему русской армией на Кавказе.

И опять его будто кто-то толкнул, только теперь не в грудь, а в спину. Наместнику Кавказа послышался (как той, памятной ночью в станице) глухой лязг стальных челюстей адского механизма… Но если тогда граф сомневался, нынче отнюдь… Сей звук не принадлежал к разноголосью его войск. Он исходил из туманного чрева волчьих лесов и горных ущелий, где нескончаемой тьмою день ото дня уплотнялся числом заклятый враг.

Да, граф безошибочно узнал этот звук, являвшийся предвестником беды… Только теперь он не был далеким и глухим, он был отчетливо ясным, как грозный набат роковой судьбы.

«Святый Боже!.. Будь проклят сей звук! Ужели и вправду нас всех ждет Эшафот?.. – смятенно прошептали пересохшие губы. – Отче наш, предвари, прежде даже не порабóтимся врагом, хýлящим Тя и претя́щим нам, Христе Боже наш: погуби Крестом Твоим борю́щия нас, да уразумеют, како может православных вера, молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче». 34

Осенив себя крестом, Михаил Семенович решил сменить черный сюртук без эполет, с полупогончиками, на парадный мундир. «На людях и смерть красна». – Граф нервно усмехнулся своему рвению. Покуда управлялся с этим занятием (не желая прибегать к помощи порученца), он мысленно складывал кирпичи своей доктрины:

«Нет, достопочтенные господа министры!.. Довольно гнилого либерализма, дешевого пацифизма и пустой филантропии! От войны с этими полулюдьми-полуволками нас спасет только война, тотальное уничтожение их чертовых аулов и массовое переселение немирных племен в магометанскую Турцию, Персию или сразу на дно благословенного Каспия. К бесу лицемерие и лживые заигрывая в «друзей». Роль «младшего брата» азиатам так же претит, как России роль «падчерицы» на задворках Европы. Все это фикция, половинчатость, беспринципность и примиренчество! Попустительство и преступный самообман! Если мы не хотим потерять челюсть, нам следует вырвать с корнем этот больной зуб!»

Одетый по форме, граф Воронцов пристегнул к портупее любезную наградную шпагу – с надписью «За взятие Варны», энергично прошелся туда-сюда. Поглядев на себя в зеркало, он привычным движением подвил виски и поникший кок, поправил крест, аксельбанты и золоченые, с царскими вензелями, парадные эполеты. Воображая перед собой Шамиля, он со сдержанным достоинством тихо сказал:

– Мне доложили, что ты поклялся на Коране вырезать из моей груди сердце. Что же, похвально. Рискни. Сегодня я узнаю, каков ты в настоящем деле. Тебя считают мудрым правителем в горах… Но я другого мнения. Ты не желаешь признать Государевой власти? Глупец, в тени ее могучих крыл ты мог бы славно жить и повелевать, как прежде, своими народами. Но ты упрям и горд, как твои горы… и даже больше!.. Ужели ты, безумец, и вправду веришь, что положишь на лопатки Великую Россию? Будешь гнать на аркане наших пленных солдат и генералов по своим аулам, а ваши вдовы и сироты будут кидать в них камни?.. Опомнись, безумец! Кто ты? Загнанный в угол вожак волчьей стаи? Или ты возомнил себя всепожирающим немейским львом? Так ведь и на него нашлись железные руки Геракла. Мне жаль тебя, Шамиль. Ты действительно достойный противник, бесстрашный воин, прекрасный стратег и тактик, но ты фанатик-патриот проигранного дела. Клянусь своими сединами и этой шпагой, – граф Воронцов положил сухую морщинистую руку на усыпанный алмазами эфес и неожиданно крепко сжал его, – твои дни сочтены, имам. Тебя – убийцу и вора, деспота и тирана – приволокут ко мне на твоем же аркане… живого или мертвого. Как барана на блюде. И вот тогда, милостью Божией…