Виктор Кобылин - Император Николай II и заговор генералов

Мордвинов, этот скромный, честный и верный долгу офицер дал достойную отповедь генералу, который после революции стал начальником штаба у первого революционного главковерха генерала Алексеева.

Деникин пишет, что был назначен на свой пост Временным правительством без предупреждения об этом Алексеева. «25 марта я приехал в Ставку и тотчас был принят Алексеевым. Алексеев, конечно, обиделся: “Ну что же, раз приказано”… Тем не менее такой полупринудительный способ назначения Верховн. главнок. ближайшего помощника не прошел бесследно: между Ген. Алексеевым и мной легла некоторая тень и только к концу его командования она рассеялась. Ген. Алексеев в моем назначении увидел опеку правительства».

Деникин пишет дальше: «Алексеев уволил Главнокомандующего Рузского и командующего армией Радко-Дмитриева за слабость военной власти и оппортунизм. Он съездил на Северный фронт и, вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева деликатно поставил вопрос об их “переутомлении”».

Алексеев сводил счеты с Рузским. Спелись оба генерала только по одному вопросу – отречение Государя. И до, и после этого они оставались врагами. Теперь Алексеев став Главковерхом, вспомнил критику Рузского его действий, когда он был главнокомандующим Северо-Западным фронтом. Алексеев был злопамятным человеком.

Деникин также рассказывает, что он как-то задал вопрос Алексееву об Императрице в связи с Ее «изменой». «…Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весной 17 г., ответил мне как-то неопределенно и нехотя:

“При разборе бумаг Императрицы нашли у Нее карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземплярах – для меня и для Государя. Это произвело на меня удручающее впечатление. Мало ли кто мог воспользоваться ею”»…

На это косвенное, но тяжкое обвинение Алексеевым Государыни отвечает Мельгунов: «Слова ген. Деникина, конечно, многократно цитируются. Мы имели случай убедиться на довольно ярком примере, что автор “Очерков русской смуты” не всегда точно воспринимал в воспоминаниях слова Алексеева (cм. главу “Творимые легенды” в книге “Мартовские дни” “Возрождение”, тетр. II). Ведь надо предположить, что Алексеев допускал, что “секретная” карта без его ведома была воспроизведена специально для Императрицы – эта копия и была в революционные дни найдена в бумагах А.Ф. Вероятно ли это? Если бы перед Ней была подробная карта, Она не смущалась бы подчас некоторыми географическими названиями – напр. Белоозеро: “уже не знаю, где это такое”… До Алексеева могли дойти не совсем точные сведения. Не шла ли речь о карте секретных маршрутов Царского поезда по фронту, о чем упоминается еще в переписке 3 ноября 15 г.?» (С. Мельгунов «Легенда о сепаратном мире»).

В общем, кто-то из этих двух генералов соврал. Но соврал злобно, с явной инсинуацией клеветы. Не будем этому удивляться, в 1917 году генералы делали дела и похуже. Не будем забывать, что говорили генералы в то время. Деникин пишет о Брусилове: «Наивно было, например, верить заявлениям ген. Брусилова, что он с молодых лет “cоциалист и республиканец” (При получении генерал-адъютантских аксельбантов Брусилов поцеловал руку Государю. – В. К.).

Русское кадровое офицерство в большинстве разделяло монархические убеждения и в массе своей было во всяком случае лояльно».

А на стр. 151 того же труда Деникин говорит уже совсем другое: «Да, революцию отменить нельзя было. Я скажу более: то многочисленное русское офицерство, с которым я был единомышленен, и не хотело отнюдь отмены революции».

Да, несомненно одно – Деникин был республиканцем со всеми вытекающими отсюда последствиями. К нему, конечно, примыкал по своим убеждениям и генерал Л. Корнилов.

А вот что пишет Деникин о том, как был уволен первый революционный Главковерх Алексеев:

«В ночь на 22 мая получена была телеграмма об увольнении ген. Алексеева от должности, с назначением в распоряжение Временного правительства и о замене его генералом Брусиловым. Уснувшего Верховного разбудил ген. – квартирмейстер Юзефович и вручил ему телеграмму. Старый вождь был потрясен до глубины души, и из глаз его потекли слезы. Генер. Алексеев потом в разговоре со мной обронил такую фразу:

– Пошляки! Рассчитали, как прислугу. Со сцены временно сошел крупный государственный и военный деятель, в числе добродетелей или недостатков которого была безупречная лояльность в отношении Временного правительства».