Юрий Завизион - Через Гоби и Хинган

У Кондолмо – резкий поворот дороги на северо-восток. Здесь произошла вторая стычка с противником. В нескольких домиках помещалась военная школа японцев, готовившая диверсантов на советскую территорию. Японцы отбивались гранатами, вели сильный ружейный огонь, но были подавлены огнем передового отряда 30-й гв. мбр и, потеряв 20 человек убитыми и ранеными, разбежались по горам.

Войска спускались по восточным склонам Большого Хингана в Центрально-Маньчжурскую долину.

К 16.00 11 августа передовые части корпуса достигли ставки князя Барун Джарода. Горные участки закончились. Корпус, пройдя за сутки свыше 200 км, вышел в плодородную Маньчжурскую долину. Это была уже более обжитая местность. Здесь встречались каменные здания храмов, школ.

Командир корпуса поставил командирам 30-й гв. мбр и 46-й гв. тбр задачу: передовым отрядам бригад к 18.00 11 августа овладеть городом Лубэй. Основными силами корпуса быть в Лубэе к исходу дня.

Сводные отряды 30-й и 46-й бригад, одновременно с передовыми отрядами 31-й гв. мбр и 14-го гв. мцб, в 17.30 11 августа 1945 года вступили в город Лубэй, стоящий у восточного подножья хребта Большой Хинган. Местное население встретило танкистов как освободителей. Город был украшен советскими и китайскими национальными флагами. Все население вышло на улицы и встречало каждый танк, каждую машину восторженными криками.

Таким образом, за три дня наступления в результате чрезвычайного напряжения сил личного состава подвижные части корпуса прошли более 560 км исключительно трудного пути и на третьи сутки выполнили задачу пятого дня операции. Танкисты преодолели безводные степи Внутренней Монголии и совершили еще небывалый в мировой истории бронетанковых и механизированных войск беспримерный переход танками горных перевалов хребта Большой Хинган!

«…Противника в городе Лубэй не было. Большие казармы, брошенные японцами, стояли пустыми.

Через двенадцать дней, 23 августа 1945 года, когда наши авиадесанты уже овладели городами Дайрен и Порт-Артур и в наши руки попал японский генерал, мы узнали, что японский генеральный штаб следил за продвижением наших войск до Хингана. «Когда вы вошли в Хинган, – говорил японский генерал, – мы успокоились, потому что знали, что вы выдохнетесь и, в лучшем для вас случае, повернете обратно. Ведь после Тимура Тамерлана, который в древности пересек конницей Большой Хинган с востока на запад, никакая воинская часть не осмеливалась лезть в Хинган. И вдруг в Лубэе – ваши танки, артиллерия, пехота… Это произвело в Японии такое же впечатление, как новая американская бомба…»

«…Снова в путь. Наконец прибыли к месту назначения. Разгрузились на небольшой станции и рассредоточились по монгольской пустынной степи.

Природа здесь сурова, а подчас и коварна. Степь покрыта скудной растительностью – колючка на колючке. Часто встречаются озера, но их горько-соленая вода для питья не пригодна. Нередко по степи движутся сыпучие пески барханы, довольно часты здесь и песчаные бури.

Все это вскоре нам довелось испытать на себе. Днем безжизненно голая, кое-где с желтыми барханами песка, однообразная равнина казалась вымершей. Но как только начинали сгущаться сумерки, она сразу оживала…

Всюду слышался лязг гусениц, надсадный вой тягачей, буксуя в сыпучем песке, двигались колонны автомашин с боеприпасами, горючим и продовольствием. К жаркому и сухому воздуху пустыни примешивался знакомый запах бензина, масла и крепкой солдатской махорки. Наша танковая бригада должна начать наступление по выжженной пустыне Гоби. Китайцы зовут ее «Шамо», в переводе – «Пустыня смерти». Затем нам предстоит преодолеть предгорья Большого Хингана и сам хребет.

Советское правительство объявило о вступлении Советского Союза в войну против Японии. В бригаде прошел митинг, а в батальонах – партийные и комсомольские собрания. Выступавшие, выражая мнение всех воинов, клялись в готовности с оружием в руках достойно и до конца выполнить возложенную на нас задачу по разгрому японских милитаристов.

Солнце скрылось за горизонтом. На землю легли сумерки, а с ними на смену жаре пришла прохлада. Дышать стало легче. Изнуренная палящим зноем степь пока безмолвна, но мы знаем, что эта тишина будет скоро нарушена…