Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Главным поступком Гаррисона в Колумбии стало открытое письмо Освободителю, написанное в августе 1829 г., но отправленное лишь 27 сентября, сразу после отставки с дипломатического поста. Веря, что только Боливару по силам спасти страну от ужасов анархии, посланник обвинял правителя в неоправданных «деспотических мерах», утверждая, что даже анархия лучше деспотизма: «Из анархии может возникнуть лучшее правительство; но чтобы разбить раз сковавшие нацию цепи военного деспотизма, порою требуются поколения (ages)».

Гаррисон критиковал Боливара за возвращение полномочий монастырям (11 июля 1828 г.), раздувание армии, призывал отменить чрезмерные налоги, алькабалу, монополии. Главное же, что должен был сделать Освободитель – сократить число монахов и священников, солдат и офицеров. Тогда Колумбия воскреснет, оживет торговля.

Нужно заметить, что антиболиваровский пыл генерала не имел расистского оттенка. В отличие от многих англо-саксонских современников, Гаррисон считал, что «народ Колумбии обладает многими чертами характера, подходящими для республиканского правления». А это значит, что в их невзгодах виноват исключительно Боливар с его ключевыми ошибками [1437].

Соответственно, устранить беды может только Освободитель. Гаррисон сохранял последнюю надежду, что Боливар осознает ошибки и направит усилия на борьбу с главными врагами Колумбийской республики – раздутой армией и церковью [1438].

Во взглядах Тюдора и Гаррисона – двух дипломатов, противников Боливара, существует серьезное различие: первый считал, что революционер всегда был военным деспотом, который просто притворялся героем-освободителем (отсюда любимый им и перенятый Спарксом образ сорванной со злодея маски); второй думал, что Боливар, так сказать, «начал за здравие, а кончил за упокой» – то есть его политика сперва действительно была благотворной для Испанской Америки.

Латиноамериканцы-корреспонденты Джареда Спаркса стремились защитить Боливара. Так, даже сторонник политики США аргентинский федералист Морено вновь сравнивал Освободителя с «вашим бессмертным Вашингтоном». Он был убежден, что Боливар является «лучшей опорой свободы в Южной Америке и что приписываемые ему монархические взгляды – дело рук его врагов» [1439].

Подчеркнем, что отношение самого Боливара к северному соседу было столь же противоречивым, что и у североамериканцев к личности его самого [1440]. Хотя Освободитель никогда не верил в заимствование политической системы США, в 1826 г. он, вспоминая о своем посещении Северной Америки в 1807 г., сказал поверенному в делах Бофорту Уоттсу, что именно тогда впервые увидел образец «разумной свободы» (rational freedom) [1441]. Очевидно, Боливар понимал, как изменилось отношение к нему в Соединенных Штатах. В 1829 г. он даже хотел назначить посланником в Вашингтон одного из самых преданных ему людей – полковника Даниэля Флоренсио О’Лири (1801–1854), ведь именно в США, где «мои враги безусловно попытаются разорвать меня на части», «мне более всего нужен кто-то, способный меня защитить» [1442]. В своем известном письме английскому поверенному в делах Патрику Кэмпбеллу (1779–1857) Освободитель писал, что Соединенные Штаты «похоже, само Провидение предназначило для того, чтобы обрушить на Америку напасти, прикрываясь именем свободы» [1443].

Не следует, видимо, чересчур строго судить североамериканцев за их непонимание трагедии Боливара, отчаянно искавшего пути примирения традиционных ибероамериканских институтов с потребностями общественного развития. Ведь европейские либералы, такие как, скажем, Бенжамен Констан, также не понимали Освободителя. И сегодня североамериканцам, с их верой в либеральную республику и недоверием к централизованной власти, сложно понять, что их рецепты подходят не всем государствам.

К концу 1820-х гг., когда былая слава Боливара в США уже померкла, с большой двухчастной статьей о нем выступил Калеб Кашинг [1444]. Именно Кашингу принадлежит честь называться первым североамериканским «боливароведом». Если в статье о Паэсе 1827 г. Кашинг сознательно воздержался от обсуждения действий Освободителя [1445], то к 1829–1830 гг. его мнение сложилось уже окончательно, и он решился обнародовать наблюдения.

Кашинг различает Боливара – храброго бескорыстного героя и великого полководца (автор в деталях описывает его вклад в освобождение Великой Колумбии и Перу), и Боливара – государственного деятеля. По его мнению, Освободитель – плохой политик, не верящий в республиканизм. Впервые эти черты проявились еще в Ангостуре, где в своей речи Боливар, по мнению Кашинга, не скрывал пристрастия к монархии, «антиреспубликанских убеждений».