Лев Гумилёв - Татаро-монголы в Азии и Европе

Чингис-хан умер в конце августа 1227 г., по окончании успешного похода на тангутское царство, при возвращении домой. Тело его было возложено на колесницу и отправлено в Монголию в сопровождении большого эскорта. Об этом последнем пути монгольского завоевателя сложено немало разных легенд, песен и рассказов. Например, сохранилось упоминание о том, что стража убивала всех встречных, чтобы не распространялась весть о кончине владыки монголов. Джувейни сообщает также, что вместе с Чингисом в могилу были отправлены 40 красивейших девушек [2335], что соответствовало шаманским представлениям о загробном мире. Шаманские песнопения сопровождали Чингис-хана в последний его путь. Даже в таком небольшом стихотворении-плаче, сочинение которого приписывается суннитскому вельможе Кулэгэтей-багатуру, чувствуется влияние шаманства. Этот небольшой по размеру плач о погибшем является одним из самых лучших произведений средневековой литературы монголов. Искренность в выражении горя, отточенность поэтической формы, отображение бытовых подробностей — все это делает стихотворение прелестным образцом лирики монголов.

Так был оплакан Чингис-хан. Трижды повторенный образ крыла отлетающей птицы представляет собой одно из шаманских верований, согласно которому иногда душа улетает на крыле птицы в загробный мир. Слагались и другие песнопения и гимны, шаманский оттенок в них проступает все ярче и сильнее. С тех же времен возникает и культ Чингис-хана, который после смерти, согласно шаманским воззрениям, становится онгоном, т. е, гением-хранителем семьи и рода. И через какой-то срок превращается в гения-хранителя всего монгольского народа. При этом, по-видимому, одна из душ Чингис-хана (считается, что у человека две души) воплощается в сульдэ, т. е. знамя, которое также становится гением-хранителем. Возникает особый культ знамени-сульдэ Чингис-хана. Шаманство имело большое значение не только в создании культа Чингис-хана как гения-хранителя, сберегателя от всяческих бед и несчастий, но и в конечном счете в превращении Чингис-хана даже в народное божество. Хотя шаманство и не имело в своем распоряжении четкой церковной организации, при посредстве которой могло бы распространять свои идеи, но оно и без этого имело огромное влияние на монголов, особенно во время становления феодальных отношений, когда еще были сильны пережитки патриархально-родового уклада. Шаманы обладали недюжинной силой внушения, что не могло не иметь значения и при создании культа Чингис-хана. Процесс становления и развития культа Чингис-хана происходил еще в XIII в. довольно быстро. Уже при Хубилае он был регламентирован в законодательном порядке, судя по «Цаган тухе». В этом произведении имеются постановления о праздновании дня рождения Чингис-хана, об обрядах, совершаемых при других проявлениях его культа, устанавливается список, и довольно обширный, должностных чинов, обязанных охранять этот культ и совершать указанные обряды [2337]. Установления эти были сделаны Хубилай-ханом, но им был закреплен существовавший порядок почитания онгона и сульдэ Чингис-хана и узаконены как культ Чингиса издревле существовавшие празднества-жертвоприношения, связанные с четырьмя временами года и с особенностями кочевого скотоводства. Этих праздников четыре: весенний праздник «Сауап stirtig» («Белое стадо»), который становится поминальным днем Чингис-хана, с принесением духу его кровавых жертв (коней и баранов); летний праздник «Сауаn nауиr» («Белое озеро») является праздником кумыса обильного, как озеро, когда также совершается жертвоприношение Чингис-хану, но незначительное; осенний праздник «Sirge» совпадает с окончанием дойки кобылиц и отмечается в 12-й день последнего осеннего месяца; зимний праздник «Tasma» («ремень»), близкий по времени к осеннему, посвящен обряду пеленания Чингис-хана, что обычно происходит на третий день после рождения ребенка [2338].

Итак, старые шаманские праздники с жертвоприношениями ( тайлганы ) с конца XIII в. стали связываться с именем Чингис-хана и в конце концов превратились в чествование его реликвий, хранящихся в знаменитых восьми белых юртах в ордосском Эджэн-хоро. Один из летописцев так рассказывал об этих белых юртах: «С тех пор вечный прах его стал опорой для ханов и дзайсанов, стал святыней для всех, стал вечными устоями — восемью белыми юртами» [2339].