Лев Гумилёв - Татаро-монголы в Азии и Европе

жаловался Тэмуджин. Вместе с Ван-ханом совершил он поход на меркитов. Напав на их стойбище, Тэмуджин верхом на коне остановился и громко кричал: «Бортэ, Бортэ!». Та, услышав его зов, прибежала и схватилась за узду его коня. Была ясная, полная луна, и молодые супруги обнялись при лунном свете [2312]. Неизвестно, рассказал ли летописец легенду или подлинный факт, но в этом рассказе отчетливо показано, что грозному завоевателю были далеко не чужды сильные переживания и глубокие чувства.

Живая, энергичная и проницательная Бортэ, или Бортэ-уджин (т. е. госпожа Бортэ), неоднократно упоминается в «Тайной истории монголов». Это она первая поняла загадочное стихотворение Джамухи, пожелавшего отделиться от Тэмуджина [2313]. Это она пожалела Тэмугэ-отчигина, обиженного Тэб-Тэнгри, и, прежде чем Чингис-хан произнес свое слово, высказала разумное опасение за будущую судьбу своих детей [2314].

Неоднократно упоминается имя Бортэ-уджин в произведениях народного творчества. В погребальных гимнах и в песнопениях, посвященных Чингис-хану, раньше других персонажей называется она, первая и главная супруга. «Твоя Бортэгэлджин-хатун, раньше всех тебе повстречавшаяся», — произносит сунитский багатур в одном из первых гимнов после смерти Чингис-хана. «Любимая Бортэ-уджин Сэчэн-хатун», — обращается к ней певец. Время прибавило к имени Борта почетный титул «Сэчэн-хатун» (т. е. «мудрая царица»). Так увековечена ее память во многих гимнах и песнопениях, употреблявшихся в культовых празднествах, посвященных Чингис-хану. К образу Бортэ близок и образ матери, обрисованный в Золотоордынской рукописи.

К категории народных песен можно отнести и диалог, полный грусти и тревоги, между матерью и сыном, фрагменты которого содержатся в Золотоордынской рукописи. Мать отправляет сына на тяжелую службу к какому-то властителю и предостерегает его от различных опасностей. Горестно плачет она: «На службу, будучи разыскиваемо, будешь ты взято, дитя мое, судьбою данным прекрасным властителем!» И далее с еще большей скорбью мать говорит: «Увечьям и страданьям не подвергайся! Отправляйся, взлети, дитя мое!» [2315]. Диалог этот, написанный такими щемящими душу стихами, в какой-то степени отражает трудное положение молодого простого воина, призванного служить феодальному владыке.

В другом произведении XIII в., также дошедшем до нас в составе летописи XVII в., «Алтай тобчи» Лубсан Данзана, рассказано о встрече Чингиса в сопровождении девяти спутников с тремястами враждебными тайчиутами. После схватки, в которой Чингис и его спутники вышли победителями, повелитель монголов произнес хвалебные слова, обращаясь к каждому из своих девяти сподвижников. Этот мотив восхваления своих верных военачальников, роль которых в истории создания монгольского государства и в период завоевательных походов была весьма значительна, неоднократно встречается в средневековой литературе монголов. Имеется он и в «Тайной истории монголов» в рассказе о награждении Чингисом своих верных помощников; этому же мотиву посвящено целое произведение, которое условно можно назвать «Похвальные речи Чингис-хана и его девяти орлуков». Вот как, например, превозносит Чингис-хана его близкий друг Богурчи:

Но и Чингис-хан, в свою очередь, всячески восхваляет своих ближайших помощников. Вот какие слова произносит он, обращаясь к Мухули, который своими стремительными походами и победами помог Чингис-хану покорить чжурчжэньскую династию Цзинь:

И в ответ Гоа-Мухули сказал в честь Чингиса мактаал (т. е. похвальное слово), в котором были такие строки: