Оскар Шервин - Шеридан

Британский Росций [32] Росций Квинт (ок. 130 — ок. 62 г. до н. э.) — известный римский актер. в громе оваций прощается с публикой, которой до слез жалко отпускать его на покой. Весь Лондон стремится попасть на последний спектакль Гаррика — он играет дона Феликса в «Чуде» [33] «Чудо! Женщина хранит тайну» — комедия английской актрисы и драма­турга Сюзанны Сентливер (1667—1723). . Театр от партера до галерки битком набит его поклонниками — людьми самого разного звания, самых разных национальностей. Никогда еще Гаррик не играл с таким подъемом и воодушевлением, так пламенно и легко, как в этот вечер. Когда отзвучали последние остроумные реплики комедии г-жи Сентливер и за доном Феликсом в исполнении Гаррика навсегда закрылся занавес, настал миг напряженного, благоговейного ожидания. Огромная сцена пуста. Но вот мы видим знаменитого актера, который вышел проститься со зрителями. Медленно, медленно проходит он вперед, к рампе. Сцену позади него заполняют актеры; обратясь в зрение и слух, они готовятся запечатлеть в памяти торжественную минуту прощания. Воцаряется мертвая тишина. Томительно долго длится пауза. Гаррик никак не может начать: лицо его подергивается, губы дрожат. Наконец, сделав усилие над собой, он начинает говорить. В таких случаях, как сегодня, говорит он, актер, уходящий со сцены, обычно обращается к друзьям с прощальным эпилогом. Он собирался соблюсти этот обычай, но едва он взялся за перо, как ему стало ясно, что эпилог он написать не сможет, да он бы и не смог сейчас произнести его. Игра рифм, язык литературы — все это мало подходит к выражению нынешних его чувств. Он переживает горькую, ужасную минуту — минуту расставания с теми, кто был так великодушен, так благосклонен, так добр к нему. И вот на том самом месте, где зрители оказывали ему столь сердечный прием, он должен теперь... Тут рыдания сдавливают ему горло, он смолкает, не в силах говорить дальше, и слезы, душившие его, потоками льются у него из глаз. Справившись наконец со своим волнением, он только добавляет, что никогда не забудет их, зрителей, доброты, и что, как бы талантливы ни были те, кто заменит его, они не смогут приложить больше, чем он, стараний, чтобы завоевать любовь публики, и испытывать большее, чем он, чувство благодарности к ней. Смолкнув, он медленно отступает в глубину сцены, неотрывно глядя в зал глазами полными щемящей печали. Потом он останавливается. Восторженные возгласы и рукоплескания блестящего амфитеатра прерываются всхлипываниями и рыданиями. «Прощай, прощай!» — вторят сотни голосов. Жена

Гаррика навзрыд плачет в своей ложе. Прекрасные глаза актера, по- прежнему сияющие, снова и снова с грустью обводят море сочувственных лиц, пока наконец он с усилием не отрывает взор от этого зрелища.

Хотя согласно программе представления предполагалось показать зрителям еще одну пьесу, публика не пожелала смотреть ее, да и актерам не хватило бы смелости играть сейчас.

Ровно две недели спустя после того, как Гаррик простился со сценой, Шеридан подписал контракт, в соответствии с которым он стал совладельцем и главным руководителем исторического театра Друри-Лейн. Осталось тайной, как это начинающий драматург двадцати пяти лет от роду ухитрился добыть денег для приобретения столь большого пая. Шеридан заплатил наличными 1300 фунтов стерлингов, что составляло одну двадцать седьмую часть стоимости пая Гаррика. Доля участия Гаррика равнялась половине общей стоимости театра, оцениваемой в 70 тысяч фунтов стерлингов. Когда в обществе его спрашивают об этом, Шеридан посмеивается, загадочно роняет: «Философский камень!» — и выскальзывает из комнаты. Однако на поверку этот философский камень оказывается не более чем мертвым грузом закладных и ежегодных отчислений, поистине тяжелым бременем.

Несмотря на некоторую настороженность, естественную в подобных обстоятельствах, труппа Друри-Лейна приветствовала приход Шеридана в качестве руководителя театра. Увы, беспечное и потому ненадежное руководство Шеридана не в лучшую сторону отличается от упорядоченного и предусмотрительного руководства Гаррика. Шеридан уповает главным образом на везение да на свою способность в последний момент предотвратить катастрофу.

Даже многоопытные ветераны сцены крепко подумали бы, прежде чем брать на себя такую ответственность, сопряженную со столькими заботами, волнениями и опасностями. Шеридан то ли не замечает опасностей, то ли просто игнорирует их. Он берется за работу, изобилующую трудностями, сложностями, скрытыми опасностями и требующую деловой хватки, расчетливости, упорства, хладнокровия и трезвой проницательности, то есть как раз тех качеств, которыми Шеридан не обладал ни в малейшей степени.