Оскар Шервин - Шеридан

Шеридан пишет черновой набросок «Драма дьяволов» и сочиняет лирическую оду «Постный день», в которой высмеивает только что объявленный священный пост. «Ваше величество, — обращается он к королю во вступлении, — малодушные и несведущие, возможно, сказали бы, что делать посвящение монарху, не испросив заранее позволения на это, значит поступать дерзко и нагло, но посвященным в придворные таинства Сент-Джеймса известно, что обращаться ко двору с обоснованной просьбой значит, по существу, напрашиваться на отказ. Простой человек и верноподданный короля, не заручившийся в силу своей прямоты и преданности необходимыми рекомендациями, вынужден доложить о себе сам и высказать своему монарху правду, которую его придворные, ложно именуемые его друзьями, не открывают ему — то ли по своей невежественности, то ли по недостатку честности. Эта правда, Ваше величество, известна любому школьнику, знакомому с азами политики, и состоит просто-напросто в том, что американская война, несправедливая и безрассудная, неминуемо закончится непоправимым позором или же полным крахом».

Шеридан увлекается утопическими идеями. Он посылает в типографию книгу, издание которой, по его мнению, «создаст ему репутацию, даже если не приведет ни к каким практическим результатам». Эта книжица, носящая название «Храм науки» и посвященная королеве Шарлотте, представляет собой химерический очерк о женском образовании. Однако королева неодобрительно отзывается о произведении, насквозь проникнутом революционными французскими идеями. Шеридан ратует за создание академии по образцу академии мадам де Мэнтнон в Сен-Сире и предполагает, что королева предоставит для этой цели Хэмптон-Корт или какой-нибудь другой дворец. Она станет почетным ректором этого женского университета, а первые леди страны — его проректорами. Автор отстаивает принцип равенства. «Ученицы должны быть распределены по классам в соответствии с их возрастом, а не степенью знатности. Преподавателями, за исключением учителей иностранных языков, должны быть женщины. Латынь и греческий преподаваться не будут: печать педантичности на челе [со всей серьезностью замечает двадцатитрехлетний автор] стирает румянец застенчивости. Зато будет преподаваться практическая сторона наук. Изучая историю, они узнают, что человеку ведомы помимо любви и иные страсти».

Вслед за этим Шеридан обрушивается с суровой критикой на реалистический роман. Женщин следует воспитывать на более благородных героях, чем эти холодно-учтивые создания реалистических романов, погрязшие в житейской суете, которых жизнь «настолько пообмяла, пообтесала и пообтерла, что с них, словно с монеты, долго бывшей в хождении, стерся образ божий, так что сам господь, изъяв такую монету из обращения, не признает в них свой образ и подобие». Коснувшись отдыха и развлечений воспитанниц, автор рекомендует верховую езду и пешие прогулки. Для поощрения духа соревнования в танцах и концертных выступлениях предусматривается присуждение премий; комнатные игры, завезенные из Франции, помогут весело и интересно проводить часы досуга зимой. «Что же касается нравственных обязанностей и сердечной любви, то их наставником должен стать священник незаурядного, выдающегося характера... С жизнью их надлежит знакомить постепенно. Прежде всего следует прививать им, по примеру французских монахинь, умение экономно вести домашнее хозяйство. Отсутствие такого умения наносит супружеству невыразимый ущерб... Мне ненавистны женщины, похожие на факельщиков».

Наконец, имея, по-видимому, в виду восхитительную Джорджиану и прелестную леди Данкеннон, Шеридан замечает: «Споры о том, что есть надлежащая сфера женщин, праздны. Уже сама попытка мужчин как-то очертить их орбиту говорит о том, что бог уготовал женщинам роль комет и поставил их вне пределов нашей компетенции... Влияние, оказываемое на нас женщинами, подобно воздействию изящных искусств. У диких народов, где мужская гордыня еще не увековечила первые веления невежественности в форме закона, мы наблюдаем подлинные проявления натуры. Свирепый гурон становится по отношению к предмету своей любви кротким и нежным, как северный олень. Он отнимает у птиц перья для ее головного убора, ныряет за жемчугом, чтобы украсить ожерельем ее шею; ее взгляд для него — закон, ее красота — его религия. Судьба мужчин — быть под властью женщин».

Вечером во вторник 17 января 1775 года в театре Ковент-Гарден состоялась премьера пьесы Шеридана «Соперники». В анонсе имя автора указано не было, хотя Шеридан и не скрывал своего авторства; вслед за пьесой в тот же вечер давали пастораль в масках и пантомиму. Театр ломился от публики — собрался весь цвет общества. Увы, успех Шериданов в свете вызвал кое у кого зависть, и недоброжелатели натравили на автора и его пьесу клаку в театре и газетных писак. Целый хор клакеров испускает неодобрительные крики, шикает, свистит; с галерки выводят целую компанию горланов, но даже из лож раздаются свистки. Только лишь эпилог, приписанный молвой Гаррику, не был ошикан. Сама же пьеса провалилась. Ее недостатки — растянутость, стилистические излишества, длинноты — подверглись резким критическим нападкам, а несомненные достоинства всячески преуменьшались как якобы второстепенные и неоригинальные. Газеты и журналы не нашли для пьесы ни одного доброго слова. Они единодушно объявили ее неудачей. Их общий приговор: пьеса невыносимо скучна. Сама ее естественность вызвала нарекания. Пьесу заклеймили как незрелую. Ее можно подправить, писали рецензенты, отшлифовать, но это ее все равно не спасет.