Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

Вацлав Мария Гавел 25 января с сарказмом записал у себя в дневнике, что посмотрел по телевизоре двадцатиминутную программу о себе и своей семье, где Гавелов называли «мультимиллионерами», и это в то время, как он получает пенсию в 751 крону и пользуется правом бесплатного проезда на трамвае 194. Весной сатирический журнал «Дикобраз» изобразит Гавела в виде толстого мальчика, которого гувернантка ведет за руку мимо «Люцерны» и который показывает на нее пальцем со словами «Ty můj majetečku» (нелегко перевести эту фразу на русский язык; слово majetek означает «имущество», а здесь используется звательный падеж его уменьшительно-ласкательного варианта).

К 1 февраля знаменитый чешский мим Ладислав Фиалка готовит в театре «На перилах» премьеру пантомимы «Funambules 77» («Канатоходцы 77)», и в театре всерьез обсуждают, не стоит ли убрать из названия цифры, чтобы не вызывать ассоциаций с «Хартией».

В конце января в Национальном театре проходит массовое собрание официально признанных актеров, режиссеров, писателей, музыкантов и художников, еще через несколько дней аналогичное собрание устраивают в музыкальном театре. И там, и там читается официальное воззвание, призванное убедить всех в приверженности творческой интеллигенции делу «мира и социализма» – на втором собрании его зачитывал Карел Готт. Текст воззвания войдет в историю как «Антихартия» – до середины февраля «Руде право» печатает списки подписавшихся под ней деятелей культуры, больше семи тысяч имен, в том числе уже встречавшиеся нам раньше Отакар Вавра, Милош Мацоурек, Ян Верих, Ладислав Фукс. Среди них окажется журналист и писатель Карел Гвиждяла – будущий соавтор Гавела по двум книгам: «Заочный допрос» и «Пожалуйста, коротко». Среди них будет и вторая жена Гавела, актриса Дагмар Вешкрнова.

14 января Гавелу после очередного изнурительного допроса наконец сообщают, что он помещен под стражу. Ему даже не разрешают позвонить жене.

Почему выбор госбезопасности пал именно на Гавела? Если сравнить его с двумя другими официальными представителями «Хартии-77», то Гайеку было шестьдесят три года, профессору Паточке почти семьдесят. Упекать за решетку пожилых людей было невыгодно с точки зрения имиджа – конечно, в той мере, в какой режим вообще хотел сохранять лицо. Кроме того, Гавела вполне обоснованно считали одним из главных мозговых центров «Хартии». Наконец, существовало мнение, что привыкший к богемной жизни драматург быстрее сломается в тюрьме – расчет, как скоро выяснится, весьма дальновидный.

Ян Паточка вскоре после заключения Гавела пишет программную статью «Чем является и не является “Хартия-77”»:

Понятие прав человека есть не что иное, как убеждение, что и государства, и все общество ставят себя под суверенитет нравственного чувства, что они признают над собой нечто безусловное, что и для них священно и неприкосновенно, и что своими силами, которыми они создают и обеспечивают юридические законы, они призваны способствовать достижению этой цели. <���…>

Участники «Хартии» не только не присваивают политические права или функции, но даже и не хотят (sic!) быть моральными авторитетами или «совестью» общества, ни над кем себя не возвышают и никого не судят. Их усилия состоят лишь в том, чтобы очистить и укрепить сознание того, что существует высший авторитет, с которым отдельные люди связаны через свою совесть, а государства – подписью под важными международными договорами; что они связаны не только сиюминутными обстоятельствами и политической целесообразностью, но, напротив, их подпись означает, что политика подчиняется праву и никогда – право политике. 195

Еще 10 января Паточку начинают вызывать на каждодневные продолжительные допросы. Он признается, что знает текст «Хартии» и является ее официальным спикером, но отказывается отвечать на все остальные вопросы. 14 января Гавел встречается с Паточкой в камере, и они говорят о бессмертии.

1 марта в Прагу с официальным визитом прибыл министр иностранных дел Нидерландов Макс ван дер Стул. Визиты высокопоставленных лиц с Запада в это время были для Чехословакии большой редкостью, и коммунисты восприняли это как один из способов проломить политическую изоляцию. Однако ван дер Стул преподнес чехословацкому руководству неприятный сюрприз, уже в первый свой день в Праге пригласив на встречу Паточку.