Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

Одно из высказываний ПВЛ противопоставляет « новых христианских людей» «сынам русским» (может быть — бывшим «сынам русским»?): господь… «хвалимъ от русьскых сыновъ, певаем въ Троици, а демони проклинаеми от благоверных мужь и от верных женъ, иже прияли суть крещенье и покаянье въ отпущенье греховъ, новии людье хрестьяньстии , избрании Богомь» [774] Там же. С. 136. . Под 996 годом помещена запись: «Володимеръ видевъ церковь свершену, вшедъ в ню и помолися Богу, глаголя: „Господи Боже! Призри с небесе, и вижь. И посети винограда своего. И сверши, яже насади десница твоя, новыя люди си, им же обратилъ еси сердце в разум, познати тебе, Бога истинного“» [775] Там же. С. 138. . После смерти Владимира Святого, в 1015 г., «Сего бо в память держать русьстии людье, поминающе святое крещенье, и прославляють Бога въ молитвахъ и в песнехъ и въ псалмехъ, поюще господеви, новии людье , просвещени святымь духомь, чающе надежи великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа въздати комуждо противу трудомъ неиздреченьную радость, юже буди улучити всемъ хрестьяномъ» [776] ПВЛ. С. 146. .

К сказанному следует добавить, что после крещения Русь, «русские люди» не называются ни «племенем», ни «народом», а слово «язык» резервируется главным образом (если не исключительно) для обозначения некрещеных этносов [777] Слово «народ» употребляется в ПВЛ трижды, и всякий раз в смысле «толпа», «множество людей», «множество простых людей» ( Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975. С. 224–225). . Этот факт теряет свою исключительность в контексте высказываний многих других древнерусских источников о «Русской земле», «Руси», «руси» и «русскости» вообще, и И. Н. Данилевский совершенно справедливо указывает на то, что «прилагательное „русский“, по крайней мере в ряде древнерусских источников, вполне может соответствовать конфессиональному, а не этническому определению» [778] Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. С. 209. .

В целом есть много оснований утверждать, что после крещения Руси дискурсы этнической принадлежности кого бы то ни было из «новых христиан» оказываются как бы нейтрализованы и даже «стерты» дискурсами конфессиональной идентичности.

Как это объяснить? Один из ключей может быть найден в самом рассказе о крещении: «Ибо апостолъ Павелъ глаголеть: „Братья! Елико нас крестися въ Иисус Христа, въ смерть его крестихомъся; и погребохомся убо с нимь крещеньемь въ смерть; да якоже въста Христос от мертвых съ славою отчею, якоже и мы въ обновленьи житья поидемъ“. И пакы: „Ветхая мимоидоша, и се быша новая“» [779] ПВЛ. С. 134. . Этот текст напрямую перекликается с тем фрагментом в самой начальной части ПВЛ, где нравы разных племен и народов резко противопоставлены сообществу, объединенному христианскими moribus et legibus , обычаями и законами. Автор ПВЛ пишет, что разные племена «имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ». Обычаи и «законы» полян почтенны; древляне, напротив, «живяху звериньскимъ образомъ, живуще скотьски»; те же самые отвратительные нравы присущи и радимичам, и вятичам, и северянам. Существенно пояснение автора, что скверные обычаи свойственны язычникам вообще, поскольку они «не ведуще закона Божия, но творяще сами собе законъ». Далее же, сославшись на мнение Георгия Амартола о том, что «комуждо языку овемъ исписанъ законъ есть, другимъ же обычаи», и приведя вместе с Амартолом ряд примеров (сирийцы, бактриане, индийцы, халдеи, вавилоняне, гилии, амазонки), и поставив рядом с ними половцев [780] Там же. С. 30, 32. , автор ПВЛ резко противопоставляет всем названным нехристианским племенам и народам христиан с их «единым законом», и в этом высказывании прочитывается аллюзия на выше процитированную ссылку на ап. Павла: «Мы же, хрестиане, елико земль, иже верують въ святую Троицю, въ едино крещенье, въ едину веру, законъ имамъ единъ, елико во Христа крестихомся и во Христа облекохомся» [781] Там же. С. 32. . Христиане оказываются одним и единым народом, объединенным именно христианскими moribus et legibus. Конфессиональная идентичность «новых людей», «людей Божиих» не дополняет, а разрушает, замещает и, в общем-то, исключает идентичность, которую мы назвали бы «этнической» или «этнонациональной»…

Как это объяснить?

Как подчеркнуто выше (в абрисе состояния историографии), систематическое изучение «этнонациональных» дискурсов культуры Московской Руси (в отличие от культуры Киевской Руси), во-первых, находится на самой начальной стадии; во-вторых, задерживается из-за давления прочно укорененных стереотипов, суть которых сводится к банальной идее, что в культуре Московского государства идентичность «русского народа» выражается в его православности. Последняя формула, как видели, не передает истинного содержания многих текстов, которым вообще не знаком концепт «русского народа», а в представлениях о России как царстве православных, как «Новом Израиле» и как «Святой Руси» идентичность «русских» едва ли не полностью растворена в конфессионально-политической идентичности православных подданных московских князей и царей. Как видим, есть основания считать, что такая ситуация была подготовлена дискурсивным наследием Киевской Руси (и, скорее всего, византийского православия). Важнейшим компонентом этого наследия были, во-первых, богослужебные тексты, и они с интересующей нас точки зрения пока никем не изучались; во-вторых, сам текст славянской Библии. М. Бушар, как упомянуто выше, видит в соответствующих библейских текстах «underpinnings» (основы) представлений о «народе Руси», опираясь по недоразумению на синодальный перевод Библии. И синодальная Библия, действительно, дает чтение «народ» и «народы» там, где Вульгата и западные вернакулярные переводы Библии дают «populus», «natio» и их корреляты. Однако пока никто, кажется, не заметил, что славянская Библия в этих случаях чаще всего обходится понятием «люди», и этот факт, видимо, имел огромное значение при формировании и эволюции древнерусских представлений об идентичности православных подданных сначала Киевского государства, а позднее — его наследников [782] Этот вопрос совершенно не изучен, несмотря на то что провести соответствующий анализ всего текста славянской Библии совсем не сложно. Мы ограничиваемся лишь кратким зондажем текста кирилло-мефодиевского перевода в той его версии, которая легла в основу Острожской Библии 1581 г. .