Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

Об олигантропии (досл. «малолюдство»), т. е. сокращении гражданского населения и концентрации земли в руках немногочисленной спартанской элиты, писал еще Аристотель в 30-х годах IV в. (Pol. II. 6. 11–12. 1270 а 30–35). История военной организации Спарты позволяет проанализировать с большей или меньшей точностью ход и скорость развития этого хорошо известного процесса. Все полноправное население Спарты в начале V в., по-видимому, составляло 8–10 тысяч граждан призывного возраста (Her. VII. 234). В 418 г. их оставалось уже не более 5 тысяч (Thuc. V. 64; 68; 74). Убыль граждан продолжалась в течение всего периода Пелопоннесской войны и спартанской гегемонии. В спартанском войске, сражающемся при Левктрах, насчитывалось не более семисот спартиатов (Xеn. Hell. VI. 4.17). Поражение Спарты в этой битве Аристотель объясняет малочисленностью собственно граждан: «Одного вражеского удара государство не могло вынести и погибло именно из-за малолюдства» (Pol. II. 6. 12. 1270 а 34–35). Ксенофонт в «Лакедемонской политии» называет Спарту одним из самых малонаселенных городов (1. 1). Аристотель, говоря о состоянии современной ему Спарты, заявляет, что она не могла выставить и тысячи гоплитов (Pol. II. 6. 11. 1270 а). Перед нами данные приблизительно за 150 лет. Резкое сокращение числа полноправных граждан вряд ли можно объяснить только внеэкономическими факторами. Длительность и постоянство самого процесса олигантропии свидетельствуют о наличии глубоких кризисных явлений в социально-экономической сфере. Бесспорно, существовала известная связь между упадком гражданского сословия в Спарте и кастовым характером ее социальной политики. Упорное нежелание правящей корпорации расширить круг спартанских граждан или хотя бы положить конец превращению полноправных спартиатов в тех, кто был умален в своих правах (гипомейонов), привело Спарту к катастрофическим последствиям: за полтора века количество граждан призывного возраста снизилось с 10 до 1 тысячи. А к эпохе Агиса эта цифра еще более сократилась. По словам Плутарха, «спартиатов было теперь не более семисот, да и среди тех лишь около ста владели землей и наследственным имуществом, а все остальные нищей и жалкой толпой сидели в городе, вяло и неохотно поднимаясь на защиту Лакедемона от врагов…» (Agis 5. 6–7).

Цифры, приведенные Плутархом, нуждаются в объяснении. Он утверждает, что всего спартанских граждан оставалось семьсот человек и только сто из них были крупными землевладельцами, которые кроме собственного наследственного клера владели еще другой, «приобретенной землей» (Agis 5. 6–7). Чем владели остальные шестьсот спартиатов, неясно.

Учитывая характерное для Спарты постоянное сокращение численности гражданского населения, цифра в семьсот спартиатов для эпохи царей-реформаторов заслуживает доверия. Спарта достигла дна демографической ямы. Здесь остались не более ста семей, владевших всеми богатствами страны. Только члены этой корпорации занимали места в правящих структурах и управляли страной. Остальная малоимущая часть гражданства, скорее всего, вовсе не участвовала в принятии решений. Даже эфорат, куда прежде имел шанс попасть любой, даже самый бедный гражданин (Arist. Pol. II. 6. 14. 1270 b 10), теперь, судя по его социальному составу, стал органом правящей олигархии.

Кем же были остальные шестьсот человек, которых Плутарх называет «толпой нищей и жалкой» (δ οχλος άπορος και άτιμος). Следует помнить, что прилагательное άτιμος довольно часто употребляется как правовой термин и означает «пораженный в правах», «лишенный гражданских прав» (всех или некоторых). При таком понимании этого термина толпа Плутарха очень напоминает гипомейонов Ксенофонта (Hell. III. 3. 6). Плутарх, в отличие от знатока спартанских реалий Ксенофонта, или не знал, или не желал отягощать своих читателей чисто местными лаконскими терминами, прилагаемыми к подобным маргинальным группам, тем более «что нищая и жалкая толпа» явно была неоднородна. Она состояла из разных категорий неполноправного населения, хотя основной ее костяк составляли, скорее всего, именно гипомейоны. Внутри спартанского гражданства гипомейоны, т. е. «младшие», «худшие», «умаленные /в правах/», в качестве граждан «второго сорта» противопоставлялись полноправным спартиатам, называвшим себя «равными». Подобные «говорящие» дихотомные термины прекрасно определяют статусы двух неравноправных групп внутри единого гражданского тела: имущей и неимущей. Первые, прокламируя свое аристократическое единство, в качестве знака самоидентификации называли себя «равными», а для своих менее удачливых и разорившихся сограждан придумали достаточно унизительный термин — гипомейоны, т. е. «несколько меньшие», «более худшие» граждане. Последние, за собой, может быть, только право участвовать в народном собрании (Plut. Agis 9). Кроме гипомейонов «толпа» Плутарха мота состоять и из других маргинальных групп: вольноотпущенников, которых в Спарте называли неодамодами, и мофаков. Среди мофаков были как незаконные сыновья граждан, так и сыновья вольноотпущенников или иностранцев, прошедших полный курс общественного воспитания (Phyl. ар. Athen. VI. 271 е-f = Fgrffist 81 F 43). Плутарх не употребляет всех этих специфически спартанских терминов. Однако среди тех, кого Агис собирался наделить землей, он называет иностранцев (ξένοι), «получивших достойное воспитание, хорошей наружности и в цветущем возрасте» (Agis 8. 3–4). Плутарх, по сути дела, описывает ту группу неполноправных граждан, которых в детстве и отрочестве называли мофаками [265].