Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

История отношений Достоевского и И. Аксакова не изобилует столь острыми коллизиями, как, скажем, дружба-вражда автора «Преступления и наказания» с Тургеневым или Некрасовым. В их взаимоотношениях был лишь один напряжённый момент: полемика между журналом братьев Достоевских «Время» и аксаковским «Днём», полемика довольно ожесточённая, не приведшая, правда, к окончательному разрыву, но, несомненно, наложившая определённый отпечаток на общение обоих писателей в 1860–1870-е гг.

Достоевский и Аксаков никогда не были особенно близки, но в силу ряда причин сферы их интересов нередко соприкасались, их мысли постоянно были сконцентрированы на одних и тех же коренных проблемах – проблемах исторического бытия России. Тем не менее длительного духовного общения не получалось.

Аксаков обратил внимание на Достоевского уже с его первых литературных шагов [1183]. Личное знакомство писателей состоялось, надо полагать, в самом начале 1860-х гг. Имя Аксакова изредка встречается в письмах Достоевского 1860–1870-х гг., преимущественно в нейтральной тональности [1184]. Об их чисто деловых отношениях свидетельствуют два первых письма Аксакова: от 20 ноября 1864 и от 13 января 1877 г.

Сближение писателей происходит летом 1880 г. Пять наиболее интересных писем Аксакова приходятся на сравнительно небольшой промежуток времени: август 1880 – январь 1881 г. [1185]

Аксаков одним из первых оценил значение и масштаб Пушкинской речи Достоевского. «Аксаков (Иван) вбежал на эстраду и объявил публике, что речь моя – есть не просто речь, а историческое событие», – передаёт писатель жене свои впечатления от этого триумфального для него дня, 8 июня. И дальше пересказывает слова Аксакова: «Туча облегла горизонт и вот слово Достоевского, как появившееся солнце, всё рассеяло, всё осветило. С этой поры наступает братство и не будет недоумений» [1186].

В своих письмах к Достоевскому Аксаков как бы теоретически осмысляет свой первоначальный порыв. Вместе с тем его письма несут на себе печать во многих отношениях необычной исторической ситуации.

Противоборство террористического подполья и самодержавия близилось к апогею. Но летом 1880 г. вряд ли можно было предвидеть наступление той реакции, торжеством которой ознаменовалось следующее царствование. Правительство лавировало: 1880 г. был отмечен ослаблением цензурного гнёта [1187], упразднением Третьего отделения, роспуском Верховной распорядительной комиссии. «Диктатура сердца» Лорис-Меликова, казалось, открывала путь серии «завершающих» реформ.

Вопрос, куда пойдет страна и каким именно образом осуществится этот переход из области теоретических пожеланий, перемещался в практическую плоскость, волновал всё русское общество. Письма И. Аксакова связаны именно с этим общественным настроением. Тон их, направленность, сам факт появления обусловлены, на наш взгляд, ещё и тем обстоятельством, что в дни начавшегося общественного подъёма, накануне ожидаемых политических преобразований, И. Аксаков напряжённо ищет влиятельного и авторитетного союзника. Автор этих писем прекрасно понимал, какую громадную силу представляет собой их адресат.

Достоевский не отвергал протянутой руки. Позиция Аксакова, внешне отзывчивая и заключавшая в себе ряд объективно-прогрессивных элементов (созыв Земского собора, уничтожение цензуры, борьба с влиянием бюрократии), способна была вызвать у Достоевского искреннее сочувствие.

Важно иметь в виду ещё и следующее обстоятельство: с 15 ноября 1880 г. начала выходить новая газета И. Аксакова «Русь»: после вынужденного двенадцатилетнего молчания один из самых деятельных представителей семейства Аксаковых возвращался на арену публицистической борьбы. Почти одновременно – с января 1881 г. – Достоевский собирался возобновить свой ежемесячный «Дневник писателя». Аксаковские письма являются своеобразным зондажем: ведь речь могла идти о союзе двух печатных органов.

Но Достоевский не спешил «раскрывать объятия». Он присматривался. «Вот уже три выпуска “Руси” и кажется мне персонал Вашего журнала пока слабенек, – сетует он Аксакову в письме 3 декабря 1880 г. – Кроме Вас – кто же? С 1-го же № мелькнула грустная мысль: “Умри, например, Вы, и кто же останется, чтобы проповедовать русское направление?”» [1188].

Достоевский дипломатично обходит молчанием самого себя. Он вовсе не торопится безоговорочно стать под те знамёна, чистоту которых так рьяно отстаивает Аксаков. Правда, в мае 1880 г. Достоевский называет Аксакова оппонентом «с нашей стороны», «Но, – добавляет писатель, – Иван Аксаков и устарел и приелся Москве» [1189].