Игорь Волгин - Ничей современник. Четыре круга Достоевского

«Я люблю встречаться с этим милым и любимым моим романистом…» – будет сказано десятилетие спустя в «Дневнике писателя». Уж не баденские ли встречи имеются тут в виду?

27 июля (15-го по старому стилю) был их день : пять месяцев, как они стали мужем и женой. Событие было отмечено с приличествующей случаю торжественностью: на последние деньги куплена бутылка вина.

…Они пробудут в Бадене ещё почти целый месяц. Счастья (если подразумевать под оным крупный выигрыш) так и не случится. Случится другое: семья устоит. Безнадёжнее часа в их жизни уже не будет. Хотя впереди их ещё ждут не столь малые беды: опять безденежье, опять кредиторы, болезни, размолвка с родными, смерть детей… Они едут из Баден-Бадена в Женеву – спасая себя и будущего ребёнка, которому суждено совсем ненадолго скрасить их жизнь. Достоевский, проведший лето «в ожидании Годо», как можно поименовать его предроманное состояние, наконец садится за рабочий стол. (Что не мешает ему иногда срываться к другому столу, в игорный Саксон-ле-Бэн – всё в той же надежде: а вдруг?) Долг Каткову (деньги, забранные вперед за роман) достигает четырёх с половиной тысяч. А в «Русский вестник» всё еще не отправлено ни строки. Однако «чёрным по белому» за осень написано, кажется, не так уж и мало. Чтобы поспеть в первый, январский номер (редакция честным словом заверена, что автор не подведёт), надо отправить начальные главы не позднее 11 (по новому стилю) января. «…Но, – напишет он Майкову, – 4-го декабря иностранного стиля бросил всё к черту». Практически за месяц до срока он уничтожает написанное и начинает с нуля. «Уверяю Вас, что роман мог бы быть посредствен; но опротивел он мне до невероятности именно тем, что посредствен, а не положительно хорош » [985].

Он мог бы отправить и этот, как он полагает, посредственный роман – и больше не знать забот. Ведь о его посредственности догадывается пока только сам творец. Редакции «Русского вестника» об этом вовсе не обязательно знать. Они готовы принять любой текст – не только потому, что Достоевский задолжал им огромную сумму. Но и не в последнюю очередь потому, что автор – Достоевский.

Однако именно по этой причине написанное не устраивает его.

Он начинает выдумывать новый роман (за месяц до публикации!). «Я думал от 4-го до 18-го декабря нового стиля включительно. Средним числом, я думаю, выходило планов по шести (не менее) ежедневно. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался – не понимаю. Наконец 18-го декабря я сел писать новый роман…» [986]

«Начал диктовать новый роман, – подтверждает Анна Григорьевна в записи от 22 декабря, – старый брошен». И чуть ниже приписывает: «1867 год кончен».

Но здесь кончается и дневник. Их семейная жизнь, фиксируемая ежедневно, закрывается для постороннего взгляда. Возможно, что это и к лучшему.

5 января 1868 г. первые главы «Идиота» отправляются в Москву (вся обещанная в январский номер порция уйдет 11-го). В России ещё длится 1867-й – их первый год. Излагая Майкову идею романа – « изобразить вполне прекрасного человека » (не потому ли роман должен быть не посредствен, а «положительно хорош»?), – он говорит как о грандиозности замысла, так и о неимоверной трудности его исполнения. «Только отчаянное положение моё принудило меня взять эту невыношенную мысль».

Далее следует фраза: «Рискнул как на рулетке…» [987]

Что ж: по крайней мере, он верен себе.

Имя 12-летнего Паши Исаева стало известно государю императору Александру II осенью 1859 г.

Оно значится в прошении, которое только что возвратившийся из «мрачных пропастей земли» и пребывающий в Твери Достоевский направляет на высочайшее имя. Ходатайствуя о дозволении жить в Петербурге, недавний каторжник просит оказать ему и другую «чрезвычайную милость» – повелеть принять «на казённый счет в одну из с. – петербургских гимназий» его пасынка Павла Исаева – потомственного дворянина, сына губернского секретаря Александра Ивановича Исаева, «умершего в Сибири на службе Вашего императорского величества <���…> единственно по недостатку медицинских пособий, невозможных в глухом краю…» [988]

О том, что медицинские пособия вряд ли смогли бы избавить упомянутого Александра Ивановича от застарелого алкоголизма, проситель умалчивает. С другой стороны, собственное своё желание перебраться из Твери в Северную Пальмиру он мотивирует неотложной надобностью пользоваться советами многоопытных столичных врачей. Иначе говоря, высочайшему адресату тонко даётся понять, что отказ в этой просьбе может повести к не менее печальному, чем в случае со старшим Исаевым, исходу. И тогда бедный пасынок останется вновь сиротой.