По правде говоря, в том, что касается техники и добычи, самая близкая прямая параллель между античной и современной охотой — это древняя охота на зайцев и то, что современные охотники называют « beagling » («вынюхиванием») по названию породы гончих собак бигль. Но вынюхивание не является гламурным современным «спортом» или времяпрепровождением, и трудно вообразить, что Скрутон столь же лирично защищал бы его, как он отстаивал, а скорее безапелляционно пропагандировал охоту на лис. Кроме того, по крайней мере, одна цель охоты на зайцев в большей части Древней Греции совершенно несравнима с нашими современными концепциями и практикой, хотя для древнегреческого образа мысли и поведения она была существенной. Потому что заяц был характерной формой подарка возлюбленного, более точно, одним из признаков педерастических взаимоотношений гомоэротизма, который большинство современных правовых систем по моральным причинам объявляют вне закона, рассматривая как жестокое обращение с детьми. Мы вернемся к эротическому аспекту древнегреческой охоты, когда более подробно рассмотрим ее социальные установки. Но, чтобы дополнить нашу тему добычи, разрешите закончить ее обсуждение рассмотрением двух других, просто огромных различий между древнегреческой и современной британской или американской практикой охоты: охотой на кабана и охотой на человека.
Скрутон сам упоминает охоту на дикого кабана, которой Ксенофонт посвятил главу своего сочинения. Но Скрутон не упомянул, несмотря на некоторые любительские попытки социологиологического и социоантропологического исследования современной охоты, что охота древних греков на дикого кабана, в отличие от современной британской охоты на лис, была мужским испытанием в самом буквальном смысле, очень подходящей проверкой andreia (мужества, зрелости), которые требовались от образцового гоплита на поле боя. Охота на кабана была также в символическом смысле обрядом посвящения и формально во всех городах, кроме Спарты, отличительным признаком социальной принадлежности к элите. Скрутон желает — слишком желает — подчеркнуть, что его охоту на лис, как он считает, отличает народный межклассовый характер. Лишь очень немногие греки имели лошадей и экипировку, чтобы охотиться на кабанов верхом, а те, кто имели их, использовали рабов в качестве загонщиков, ловцов, конюхов и других необходимых помощников, и это еще один факт, который Скрутон неискренне или наивно запутывает. Только в Спарте с ее богатыми ресурсами илотов и с ее настойчивым утверждением охоты как формы военной подготовки обычные граждане также должны были принимать участие в этом чрезвычайно опасном «времяпрепровождении». Но вызывает сомнение, что Скрутон хотел бы выделить Спарту в качестве прототипа своего охотничьего общества.
Упоминание о рабах выдвигает вопрос об охоте на людей. В рабовладельческом обществе, таком как классические Афины, характерной формой сопротивления рабов против порабощения был побег. Один засвидетельствованный наиболее яркий пример такого побега произошел в конце Афинской войны, когда, если верить Фукидиду, бежали «более чем дважды по 10.000 рабов», воспользовавшись тем, что спартанцы оккупировали часть принадлежавшей Афинам территории. Обычно рабы бежали в одиночку или вдвоем, маленькими группами. Но побеги рабов были столь регулярными и постоянными, что привели к появлению такого явления, как профессиональные ловцы рабов ( drapetagôgos ). Они и их собаки занимались тем, что, несомненно, могло быть очень доходным занятием. Иным, очень непохожим видом древнегреческого рабовладельческого общества была Спарта, и позже мы вернемся к вопросу об отличии между Спартой и Афинами в другой связи. Сейчас же бросается в глаза то, что охота на людей была систематической частью повседневных отношений между спартанцами и их низшим классом (греческих) рабов — илотов. Другими словами, охота на илотов, выбраковка илотов не была признаком дисфункции системы, как побеги рабов в Афинах. Скорее это было «нормальным» событием, важной частью набора репрессивной техники, применявшейся спартанцами против илотов под узаконенной видимостью ежегодного объявления войны против них. Таким образом, в Спарте охота и война были фактически неразрывно связанной деятельностью, с особыми спартанскими отклонениями.
От различий в жертвах охоты как между древним и современным обществами, так и внутри самой Древней Греции, что имело довольно тревожные последствия для различий в социальной структуре, я теперь перейду к основным различиям в метафорических аспектах охоты. Вполне привычно, что охотничья терминология вошла в повседневный английский словарь в рутинном, не грозном значении. Научные сотрудники, например, обязательно «охотятся» за справками в библиотеке. Охота, можно сказать, проникла в наш повседневный английский словарь на нескольких социальных уровнях и семантических пластах. Так же было и в Древней Греции. В блестящей монографии Алена Шнаппа о текстах и образах древнегреческой охоты третья глава, которая является первой, отражающей существо дела, точно озаглавлена « La metaphore du chasseur » («Метафоричность охоты». — фр .).
Читать дальше