Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Игра с дьяволом.Год 1944-й, его будни… Внимательный наблюдатель и летописец общественного бытия в условиях оккупации Людвик Ландау писал в конце 1943 года в своей хронике:

«Невеселые перспективы открываются перед нами. На днях одна женщина рассказывала об откровениях немца, который говорил, что если бы поляки ведали, что их ожидает, то они покончили бы жизнь самоубийством. Кто знает, не была ли она в какой-то степени права» {11} 11 L. Landau, op. cit., s. 419. .

«Мы встретили новый год, — пишет Ландау 3 января 1944 года, — год, который должен быть записан в истории как переломный. Праздники — Новый год пришелся в этом году на субботу и потому второй день был тоже праздничным — прошли относительно спокойно. Относительно… так как и на время праздников не прекращались облавы в разных районах, кружили патрули. Не было, пожалуй, каких-то особых происшествий: не было во время праздников казней…» {12} 12 Там же, с. 518. .

Не было публичных массовых убийств. Это в самом деле немало… Ибо накануне Нового года на улице Тарговой было расстреляно 43 человека, а спустя несколько дней на улице Гурчевской — еще 200 человек. Казни меньшего масштаба Ландау фиксировал почти ежедневно.

«Сегодня был расстрелян, кажется, 31 человек, среди них две женщины, — пишет он 28 января (На самом деле, согласно официальному немецкому списку, было расстреляно 102 человека. — З. З. ). — Это вызвало столь сильное возмущение и ожесточение, что на улице люди, теряя самообладание, вслух выражали желание отомстить за убийства» {13} 13 Там же, с. 584. .

Много уже видела оккупированная Польша. Видела волну жестокого террора в дни военных действий 1939 года, когда специальные полицейские батальоны, двигаясь вслед за дивизиями вермахта, расстреливали согласно заранее подготовленным спискам политических и общественных деятелей… Видела «акцию АБ», в результате которой тысячи могил общественных деятелей и представителей интеллигенции заполнили Пальмирский лес. Видела изоляцию и медленное умирание части нации — польских евреев — в гетто. Видела террор, казни, виселицы на площадях Варшавы, Кракова и Кельце. Видела чудовищные расправы и убийства в Замойщине. Видела ликвидацию целых кварталов польских городов, сопровождавшуюся умерщвлением миллионов. Теперь, на рубеже 1943—1944 годов, Польша вступила в новый этап своего существования, а точнее говоря, — в новый этап своего прогрессирующего умирания. 10 октября 1943 года вступило в силу распоряжение генерал-губернатора Франка о предоставлении полиции чрезвычайных полномочий для борьбы с «покушениями на установленные порядки в генерал-губернаторстве». 12 октября Варшава содрогнулась от новой публичной облавы. 15-го состоялась очередная публичная казнь.

В октябре было 13 казней, в ноябре — 12, в декабре — 17. Наименьшей жертвой стали 10 человек, наибольшей — 270. Рев сирен полицейских машин с закрытыми кузовами, выхватывавших все новые жертвы для очередного расстрела; изрешеченные пулями, забрызганные кровью и мозгами тротуары и стены в самых многолюдных местах полуторамиллионного города; немое отчаяние внезапно осиротевших людей — таковы были будни Варшавы, будни оккупированной Польши на пороге года, которому предстояло стать годом великого перелома.

Треск залпов карателей на улицах Мадалиньского и Новый Свят, на Сенаторской и в Лешно как бы приглушал тот факт, что 5,5 тысячи жертв всех 70 публичных казней в Варшаве составляли лишь незначительную часть ежечасной, еженедельной «квоты истребления», установленной оккупантами. Бесшумно, незаметно для внешнего мира дымились печи в восьми фабриках смерти типа Освенцима и Майданека, скромно, без красно-фиолетовых извещений о казнях, без жандармов в парадных мундирах, тысячи людей ежедневно «входили в печи».

Казни призваны были устрашать и парализовать, они подавались как «акты возмездия» за покушения «платных агентов Лондона и Москвы» на «немецкий порядок», то есть за нападения на немецкие железнодорожные эшелоны, полицейских, оккупационных чиновников к обыкновенных мелких шпиков.

Год назад, когда после диверсии на железнодорожных путях под Варшавой немцы впервые в качестве репрессии осуществили публичную казнь, Гвардия Людова выдвинула идею о том, чтобы остановить немецкий террор польским контртеррором. Тогда, в октябре 1942 года, нападения специальных групп Гвардии Людовой на кафе-клуб и два других немецких объекта в Варшаве, предпринятые в отмщение за 50 повешенных, оказались эффективными, Немцы прекратили кровавые репрессии, ограничившись контрибуцией, которая, между прочим, была «добыта» отрядом Гвардии Людовой в местном банке. Вскоре, в январе 1943 года, генерал-губернатор Франк, увидев в новых актах возмездия со стороны Гвардии Людовой проявление стихийного возмущения населения, грозящего опасным взрывом, прервал начатые по распоряжению Гиммлера массовые уличные облавы «для вывоза» в лагеря. Эти результативные вооруженные действия, а также вспышка своего рода вооруженного восстания выселяемых жителей Замойщины — выступления, по сути дела, стихийного, но вместе с тем достаточно эффективного — доказали, что пассивность не лучший способ избежать гитлеровских репрессий. Пример действий Гвардии Людовой способствовал активизации борьбы на территории всей страны, во всех слоях, он увлекал, подталкивал к вооруженным действиям все патриотические организации. Лозунг борьбы распространился в глубь страны. По деревням и лесам всего генерал-губернаторства прокатилась широкая волна сопротивления оккупантам.