Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

Указание на индивидуальный характер народной войны показательно. Против врага действует не безликая масса, а каждый отдельно взятый ее представитель, разделяющий общую ненависть к противнику и в то же время наделенный индивидуальным пониманием чести, собственного достоинства, интересов своей страны и своего народа. И как будет видно в дальнейшем, народная война чаще всего описывается через отдельные проявления героизма. Подспудно здесь присутствует противопоставление «испанская война – Французская революция». В первом случае действует народ-гражданин, осознающий свои права и не желающий нести ярмо рабства. Во втором – буйная толпа, лишенная индивидуальных черт, сметающая все на своем пути и нуждающаяся в жестоком усмирении. Характерно, что бескровная революция в Испании, начавшаяся в 1820 г., будет воспринята декабристами не только как антитеза кровавой революции во Франции, но и поставлена в определенную связь с народным сопротивлением Наполеону. А параллель между испанской войной и войной 1812 г. породит надежды на возможность военной революции в России, аналогичной испанской.

Особенно много материалов, касающихся народной войны в Испании, появилось на страницах «Сына Отечества», издаваемого Н.И. Гречем. «Происшествия, случившиеся с 1808 г. в Испании, беспримерны в летописях мира, – говорилось уже в номере журнала. – Надеемся заслужить одобрение читателей, сообщая им важнейшие акты, относящиеся к новейшей испанской истории» [Примечание, 1812, с. 185–186]. Как отмечал академик М.П. Алексеев, «русские газеты 1812‑го и последующих годов переполнены материалом об испано-французских политических и военных событиях» [Алексеев, 1985, с. 98]. Эти материалы не только сообщали фактические сведения, но и внушали мысль, что русский народ превосходит испанский и в численности, и в организованности. Так, например, А.П. Куницын обращал внимание читателей «Сына Отечества» на то, что «испанцы, народ не столь многочисленный, рассыпали грозное ополчение тирана. Но мы, при благоустройстве правительства, наслаждающиеся еще истинною свободою и будучи изобильны Ироями, уже ли уступим врагу нашему землю которая нас родила и воспитала» [Куницын, 1812 а , с. 182] [75]. Такая оговорка, разумеется, не случайна, она не только призвана воодушевить читателя, но и внести некоторое ограничение в идею народной войны. В Испании воюет сам народ, брошенный на произвол французов своим правительством [76]. В России народ не сам борется, а помогает правительству отражать внешнего агрессора.

Испанская тема своим антинаполеоновским пафосом в равной степени устраивала и русских консерваторов, и русских либералов. Идеи религиозности и монархизма испанского народа, защищавшего «святую религию» от революционного безбожия Франции и отстаивающего наследственные права своего короля Фердинанда VII, «томившегося» в Байонне, легко сочетались с идеями народного сопротивления тирании [Пугачев, 1966, с. 109–114].

Свое испанофильство всячески демонстрировал Ф.В. Ростопчин. Близкий к нему А.Я. Булгаков в письме к жене от 23 октября 1812 г. писал: «Говорили о храбрых Испанцах; граф сказал: “Что касается до меня, то я кланяюсь два раза тому, кто чихает, понюхавши Испанского табаку… Я сам сжег Вороново”, прибавил он. – Что такое Вороново? – спросил Jean Bart. – “Вороново, милостивый государь, мой загородный дом, под Москвой; а теперь буду строить свои замки только в Испании [77], сколько из любви к Испанцам, столько и по необходимости”» [К истории 1812 года… 1866, стб. 719].

Испанская тема волновала и другого консерватора – А.С. Шишкова, который в 1813 г. перевел с немецкого «Краткую и справедливую повесть о пагубных Наполеона Бонапарта промыслах, о войнах его с Гишпаниею и Россиею, о истреблении войск его и о важности нынешней войны. Книжку в утешение и наставление немецкому народу сочиненную». Переложенная характерным для Шишкова славянизированным языком, эта книга прославляла мужественный испанский народ, ведущий жестокую войну против французов:

Гишпания долженствовала быть порабощена и французскими полководцами и градоначальниками обладаема, и от французских солдат расхищена и опустошена; дух гордого и величавого народа должен был привыкнуть к стыду и рабству… Но гнев гишпанского народа, который поработить мнили, наконец, воспрянул… В Арагонии явился Палафокс, сей доблий подвижник, который небо и землю призывал в свидетельство Гишпанского Срама и французской Измены, и внушил соотечественникам своим такую душу Мужества и Мести, что вокруг Сарагосы многие тысячи французов изрублены в куски. Европа возрадовалась, Бонапарт удивился и ужаснулся. Он искал угрожавшую в Гишпании бурю укротить и послал туда страшное войско… но гишпанского народа и мужественного и гордого духа его, непреклонного к рабству победить не могли.