Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

Таким образом, Чичагов действительно был идеальной фигурой, на которую можно было свалить неудачи Березинской операции. Адмиралу мстили в первую очередь за его высокомерное поведение и презрительные высказывания о России. Сам же он, давно думая об эмиграции, стремился оправдаться не столько перед лицом соотечественников, сколько перед европейским общественным мнением. В лице Жозефа де Местра он нашел одного из немногочисленных при его жизни горячих сторонников.

Одним из наиболее распространенных представлений о войне 1812 г. является то, что она была признана «народной», т. е. велась с участием большого количества русского крестьянства. Популярности этого представления во многом способствовал роман Толстого «Война и мир» с его знаменитым пассажем: «…дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие» [Толстой, 1940 а , с. 120].

Подобный взгляд уже долгое время преобладает и в историографии. Между тем он не является единственным. Попытки оспорить «народность» 1812 г. спорадически возникали давно. Одним из первых сомнения выразил А.К. Дживелегов: «“Народная” война 1812 года, не более, как обман зрения. Он в свое время был порожден помещичьими страхами, контрабандой попал потом в число исторических традиций и поддерживался до сих пор дворянской научной идеологией. Историческая наука принимала его на веру только потому, что никто не пытался подвергнуть его сколько-нибудь серьезному анализу» [Дживелегов, 1916, с. 236].

В советский период, когда историческая наука стала частью государственной идеологии, научные термины приобрели характер идеологем. Они не отражали историческую реальность, а формировали у всех изучающих историю нужные советским властям представления о прошлом. Именно так обстояло дело с идеологемой «народная война». До Второй мировой войны война 1812 г. не была популярна в СССР. В период господства школы М.Н. Покровского в исторической науке было даже запрещено называть эту войну «отечественной». Понятие «народная война» также не употреблялось. Царская Россия в трудах Покровского представала еще большим агрессором, чем наполеоновская Франция. Поэтому война 1812 г. со стороны Наполеона, по мнению Покровского, «была актом необходимой самообороны». Победу в этой войне одержал не русский народ, а русский мороз: «Наполеоновская армия после своего последнего успеха – взятия Москвы – замерзла в русских снегах» [Покровский, 1967, с. 102]. Советский историк в своей ненависти к русскому дворянству вставал на сторону французской пропаганды.

Ситуация кардинальным образом изменилась в середине 1930‑х годов, когда Сталин разгромил школу М.Н. Покровского. Теперь на роль первого историка был выдвинут Е.В. Тарле. В 1938 г. он вернул в историографию эпитет «отечественная» применительно к войне 1812 г. и опять ввел в употребление идеологему «народная война». Заимствовав и то и другое в дореволюционной историографии, Тарле пытался привить этим «дворянским» понятиям черты классовости. Не отрицая, а даже несколько акцентируя внимание читателей на классовой борьбе в 1812 г., Тарле тем не менее показывает, что все сословия России того времени, от крепостного крестьянина до царя, были настроены непримиримо по отношению к французам [Тарле, 1959, с. 621]. Идея патриотического объединения накануне приближающейся Второй мировой войны звучала вполне актуально.

В годы войны появляется, вероятно не безучастия Сталина, термин «крестьянское партизанское движение». Он прочно входит в научный оборот и становится основой советской версии «народной войны». Советская идеологема «народная война» сильно отличается от дореволюционной, когда она означала единение всех сословий вокруг престола и хорошо укладывалась в официальную триаду «самодержавие, православие, народность». Советская пропаганда сумела в понятие «народная война» вместить характерное для позднего сталинизма сочетание национализма и классовости.

Объявляя русский народ единственным и главным победителем Наполеона, советские историки и публицисты утверждали тем самым его превосходство над остальными народами Европы. Вместе с тем в самой идеологеме «народная война» доминирующим, если не единственным, элементом считалось крестьянство. Историки «сталинской школы» конструировали сознательную крестьянско-партизанскую войну, развернувшуюся едва ли не сразу, как только Наполеон перешел границу Российской империи. «Действия крестьянских партизанских отрядов, – писал П.А. Жилин, – носили как оборонительный, так и наступательный характер». Тот же автор прямо утверждал, что пока русская армия стояла лагерем в Тарутино, «действиями партизанских отрядов противнику были нанесены значительные потери. Эти потери оказались настолько чувствительными, что их влияние сказывалось на всем последующем ходе войны» [Жилин, 1974, с. 238]. Что касается настоящих партизанских отрядов, формировавшихся из армейских кадровых частей, то Жилин отводил им лишь второстепенное значение: «Наряду с образованием крупных крестьянских отрядов и активизацией их деятельности создаются армейские отряды» [Там же, с. 204].