Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

В манифестах А.C. Шишкова народ неизменно упоминается на последнем месте как низшее, а следовательно, последнее по значению сословие, принимающее участие в войне. Все сословия России Шишков делил на три категории: дворянство, духовенство и простой народ. Патриотизм каждого из этих сословий имел корни в идеологизированной истории Смутного времени, позволяющей видеть «в каждом Дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина». Сословно-иерархическое сознание Шишкова разрывало традиционную пару Минин – Пожарский, дополняя ее третьим героем Смуты: монахом Троице-Сергиева монастыря Авраамием Палицыным. Три героя Смутного времени символизировали три составляющие народной войны 1812 г.: «Благородное дворянское Сословие! Ты во все времена было спаситель Отечества; Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; народ Руской! Храброе потомство храбрых Славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человечества вас не одолеют» [Шишков, 2010, с. 285]. Этим сословным единением не только определялся характер войны, но и утверждался незыблемый принцип социальных отношений. Будучи вспомогательной силой в военном отношении, простой народ, в представлении Шишкова, является основой национальной культуры, носителем тех ценностей, которые могут и должны быть противопоставлены французскому культурному влиянию. В написанных им манифестах звучит не просто ненависть к врагу, а ненависть ко всему французскому народу. Когда французы еще находились в Москве, Шишков в одном из своих манифестов писал: «Хотя конечно во всяком и благочестивом народе могут быть изверги; однако же когда сих извергов, грабителей, зажигателей, убийц невинности, оскорбителей человечества, поругателей и оскорбителей самой Святыни, появится в целом воинстве почти всяк и каждый; то не возможно, чтоб в народе такой Державы были благие нравы… Сами Французские писатели изображали нрав народа своего слиянием тигра с обезьяною; и когда же не был он таков?» Далее идет перечисление преступлений, совершенных во время Французской революции, за которыми следуют риторические вопросы: «Где человечество? Где признаки добрых нравов? Вот с каким народом мы имеем дело!» [Шишков, 2010, с. 304].

Между тем Шишков не призывает к уничтожению французов любыми средствами. Мысль о народной войне как войне без правил и без организации сверху ему чужда. Его представления о войне с французами чем‑то напоминают представления самих французов об их войне с испанцами [Rocca, 1814; Pradt, 1816] [46]: «Мы не можем сказать, что ведем войну с неприятелем. Таковое выражение было бы весьма обыкновенное, далеко недостаточное к изъявлению тех неистовых дел, которые совершаются. Всякая война подвергает несчетным бедствиям род смертных; но, по крайней мере, между просвещенными народами зло сие ограничивалось правилами достоинства и человеколюбия. Гордость одной державы состязалась с гордостью другой; но и в самой пылкой брани с обеих сторон столько же пеклись о победе и о славе оружия, сколько о соблюдении чести и доброго имени народа своего» [Шишков, 2010, с. 301].

Французов, по мнению Шишкова, не только нельзя считать цивилизованным народом, они хуже дикарей и подают «примеры лютости и злобы, каких в бытописаниях самых грубейших африканских и американских обитателей тщетно будем искать» [Шишков, 2010, с. 302]. Инвективы, пущенные Шишковым в адрес французов, хоть и распространяются на нацию в целом, все же имеют определенные ограничения. Он признает присущую французам «некогда приятность общения». Речь идет о старом режиме, уничтоженном революцией. Характер же современных французов сформировался под губительным воздействием философии XVIII в. («адския изрыгнутыя в книгах их лжемудрствования»), представляющейся Шишкову источником всех преступлений. Поэтому французы – народ испорченный, оторванный от национальных корней и лишенный как первобытной чистоты нравов, так и навыков цивилизованного общежития. В отличие от французов русские – древний и благочестивый народ, «в них издревле течет громкая победами кровь Славян» [Там же, с. 282], и война, которую они ведут, отличается не только благородством цели, но и упорядоченностью действий: «Войско, вельможи, дворянство, духовенство, купечество, народ, словом все государственные чины и состояния, не щадя ни имуществ своих, ни жизни, составили единую душу, душу вместе мужественную и благочестивую, толико же пылающую любовию к отечеству, колико любовию к Богу. От сего всеобщего согласия и усердия вскоре произошли следствия едва ли имоверныя, едва ли когда слыханные» [Там же, с. 494].