Сергей Васильев - Псковская судная грамота и I Литовский Статут

Изучение происхождения и развития правовых институтов – одна из важнейших задач исторической науки. Для истории русского права особое значение имеет Псковская Судная грамота (ПСГ) – памятник XIV–XV вв., в котором отразились черты как раннесредневекового общинного строя, так и новации, связанные с развитием феодальных отношений. Прямая наследница Русской Правды, впитавшая в себя элементы обычного права, ПСГ – благодарнейшее поле для исследования развития восточно-русского права – в землях, не попавших под власть великих князей Литовских. Для изучения западнорусского права в землях под юрисдикцией Великого княжества Литовского не меньший интерес представляет I Литовский Статут 1529 г. (IЛС), отразивший эволюцию западнорусского права XIV – начала XVI в. Понятно, что сравнительное изучение этих двух памятников представляет особый интерес для исследователя.

Попыткой такого изучения на уровне терминологии некоторых юридических категорий и является книга молодого российского ученого. Свою задачу он понимает достаточно широко, привлекая к рассмотрению не только ПСГ и IЛС, но и обширный комплекс основных памятников средневекового права южных и западных славян, что позволяет ему сделать ряд интересных и тонких наблюдений. К числу их можно отнести, например, защиту «старины» как средство борьбы с чуждыми влияниями зарубежной экспансии (с. 92).

Итоговый вывод автора – «вывод о параллельном развитии правовых отношений и институтов в восточнославянских землях в XIV–XVI вв.» (с. 94) представляется достаточно обоснованным. Но в то же время этот вывод ставит новые задачи. Требуется уточнить, в чем конкретные особенности восточнорусского и западнорусского права? Необходим всесторонний учет государственного политического фактора.

Выводы из проделанной работы побуждают автора «предпринять попытку более глубокого сравнительного исследования таких памятников, как ПСГ и IЛС, а также других источников и материалов, отражающих историю юридических отношений в русских землях XIV – первой трети XVI вв.».

Работа молодого ученого представляет несомненный интерес и открывает путь к новым исследованиям.

В дореволюционной русской историографии значительное внимание уделялось истории русского права, развитию правовых отношений в Великом княжестве Литовском, Литовским Статутам и, прежде всего, первому Статуту 1529 г. – основному своду законов Литовско-Русского государства. Глубоко и всесторонне эту проблему изучали представители киевской историко-юридической школы Ф. И. Леонтович, ученики М. Ф. Владимирского-Буданова Н. А. Максимейко, И. А. Малиновский, Г. В. Демченко и др.

Ф. И. Леонтович, а вслед за ним и Н. А. Максимейко построили ряд исследований на сопоставлении правовых институтов Русской Правды и I Литовского Статута, «литовско-русского права» достатутового периода, что позволило прийти к выводу об определенной преемственности между правовыми отношениями, сложившимися в Великом княжестве Литовском, и древнерусскими юридическими порядками, дальнейшем развитии норм и институтов древнерусского права. Сравнив нормы Русской Правды, с отраженной в «книгах судовых» Литовской метрики судебной практикой, Н. А. Максимейко показал «замечательное сходство между Русской Правдой и литовско-русским правом» [1], основным же источником Литовского Статута Ф. И. Леонтович, а затем и Н. А. Максимейко считали «стародавние русские обычаи» [2], «русское обычное право» [3].

Данная точка зрения нашла критиков в советской исторической науке. Ф. И. Леонтовичу и в меньшей степени Н. А. Максимейко был брошен упрек в предвзятом «русофильском» подходе к источникам и содержанию I Литокого Статута, неприятии влияния на Статут собственно литовского права и даже в «великодержавном шовинизме» [4].

Думается все же, что упрек в адрес Ф. И. Леонтовича несправедлив и вызван во многом гиперкритичным подходом к дореволюционной русской историографии, имевшим место в советской исторической науке.

Отчасти своим критикам отвечал сам Ф. И. Леонтович. Так, во введении к «Очеркам истории литовско-русского права», вышедшим в свет в 1894 г., он писал: «Право Литовской Руси стоит на рубеже русского и западноевропейского права, представляет, особенно в позднейшие эпохи своего развития, такую пеструю амальгаму начал права русского, литовского и немецкого, что необходимы долговременные усилия со стороны историков и юристов для того, чтобы путем кропотливой, детальной разработки отдельных начал можно было разобраться во всей пестроте и разнообразии начал, на почве которых развивалось литовско-русское право» [5].