Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Научной работой сотрудники Эрмитажа занимались в промежутках между бомбежками и артобстрелами. Осенью и зимой 1941 г. бывало по полтора десятка воздушных тревог в сутки. «Все коллекции были собраны, упакованы, перенесены в безопасные кладовые и подвалы. Часто здание сотрясалось от взрыва, раздавался грохот, пронзительный звон разбитого стекла. В числе оставшихся были подсобные рабочие, служащие охраны, молодые аспиранты, старшие научные сотрудники, ученые с мировым именем. В час беды все они подымались и шли спасать свой Эрмитаж. Стеклянный купол по частям разлетался от взрывов, хрустальное его небо рушилось вниз. Музейные работники лазали по крыше, зашивая досками дыры, они привязывали себя веревками к стропилам; пожилая женщина, специалистка по западному искусству, жмурила от страха глаза и повторяла только одно: “Как во сне. Честное слово, как в страшном сне…”, – писала журналист Татьяна Тэсс в “Известиях”. И все же лезла на обдуваемую ледяным ветром крышу и приколачивала гвоздями доску поверх пробоины, сквозь которую медленно падали вниз снежинки» [248] Там же. .

По ночам к противовоздушным постам сотрудники добирались по абсолютно темным залам. Они пытались и не могли привыкнуть к этой гулкой пустоте. Еще одно свидетельство повседневного мужества: во время многочасовых бомбежек сотрудники Эрмитажа коротали время, читая научную литературу. Причем книги эти брали с собой на посты, положив в сумки от противогазов, за что «получали нагоняй от Орбели: за пояс книги надо совать!» [249] Варшавский С., Рест Б. Указ. соч. С. 82. .

Об этих блокадных буднях написала в январе 1942 года Ольга Берггольц:

Служебные приказы по Эрмитажу блокадного времени отражают активнейшую жизнь, в них четко сформулированные задания по охране музея, отправке сотрудников в армию, на оборонные работы, перемещения в должности и дисциплинарные взыскания вплоть до увольнения. Увольнение означало зачастую лишение продовольственной карточки. Но иначе было нельзя: таковы законы военного времени.

«Приказ № 206, 25 июля 1941 г.

24-го сего июля старший научный сотрудник отдела Запада Соловейчик Р. С., уходя с работы, вечером оставила освещенным запертое и опломбированное ею музейное помещение, не сдав ключей в охрану.

Приказываю: уволить Соловейчик Р. С. с сего числа с работы в Эрмитаже, провести немедленно расчет.

Директор Эрмитажа Академик Орбели».

«Приказ № 278, 12 ноября 1941 г.

11 ноября постовая охраны Герц В. К. вновь опоздала на работу, явившись утром на пост с опозданием и вечером выйдя вновь на работу опять-таки с опозданием.

Приказываю уволить В. К. Герц с работы в Эрмитаже немедленно.

Директор Эрмитажа Академик Орбели» [250] Архив Государственного Эрмитажа. Ф. 1. Оп. 18. Ед. хр. 147. .

Помимо голода, холода и бомбежек, Эрмитаж уничтожала вода.

« Все оставшиеся коллекции надо было перенести сюда, в главное здание. Их тащили на тачках, на тележках, в заплечных мешках, просто на руках. Их перенесли все до единой, расставили в безопасных кладовых, но в это время лопнули от мороза водопроводные трубы, и кладовые залило водою .

И вещи надо было переносить вновь. Почти каждый день лопалась какая-нибудь труба, вода затопляла кладовую или зал. Вода сочилась из стены, как кровь, узкие ручейки ее ползли сквозь запертые двери, маленькие водопады с шумом стекали по паркету. Вода стала врагом, ее ненавидели, с нею сражались. Все холоднее становилось в залах, губительная сырость угрожала коллекциям. Разрывался снаряд, снег летел сквозь пробоину в стене или крыше. И снова надо было переносить коллекции в другое место, придумывать им новое безопасное пристанище в громадных покоях Эрмитажа » [251] Тэсс Т. Указ. соч. , – писала журналист Татьяна Тэсс, побывавшая в музее в ту нелегкую пору. Понадобилась громадная, непостижимая по терпеливости работа над непрестанной инвентаризацией этого имущества для того, чтобы в любую минуту можно было точно определить, где находится тот или иной экспонат. Вещи непрестанно путешествовали, расползались по кладовым, меняли жилища, но великий порядок инвентаря держал их в строгом подчинении. Все трудней, все страшней становилась жизнь в измученном блокадой городе. Но люди берегли то, что было для них главным – искусство [252] Там же. .